Ястребы востока

Но горящие фанатичной яростью и бесконечной жадностью мусульмане не отступали. Они захлестнули его. Кормак зашатался, когда огромный вес лег на его плечи — один из курдов прокрался вверх по лестнице и бросился на спину норманна. Он вцепился в Кормака, как обезьяна, выплевывая проклятия и тыча ему в шею длинным ножом.

Меч норманна глубоко застрял в чьей-то груди, и он изо всех сил яростно пытался его освободить. Кольчужный капюшон спасал его от порезов, что пытался ему нанести повисший на спине курд, но прочие разбойники напирали уже со всех сторон. И, наконец, Юсеф Эль Мекру с пеной на бороде бросился на него. Кормак, подняв свой щит вверх, ударил взбешенного мусульманина ободом под подбородок, ломая ему челюсть, и почти в то же мгновение со всей силы мышц шеи и спины резко отбросил голову назад, разбивая шлемом лицо курду, воющему на его спине. Кормак почувствовал, как руки того ослабли. Он освободил, наконец, меч, но какой-то лур уцепился за его правую руку — враги окружили его так, что не было возможности даже сделать шаг назад, а живучий йеменец уже целил ему ятаганом в лицо и горло. Кормак стиснул зубы и поднял руку с мечом, оторвав болтающегося на ней лура от пола. Клинок Юсефа скрежетнул по изгибу шлема Кормака — по кольчуге — по кольчужному капюшону — удары араба были как блики света, и в этот момент было ясно, что они найдут свою цель. А еще этот лур цепляется, как обезьяна, к могучей руке норманна.

Что-то просвистело над плечом Кормака и ударилось с глухим стуком. Юсеф Эль Мекру ахнул и покачнулся, схватившись за древко стрелы, что торчала из-под его густой бороды. Кровь хлынула из его приоткрытых губ, и он упал, умирая. Лур, что цеплялся за руку Кормака, судорожно дернулся и рухнул на пол. Давление ослабло. Норманн, тяжело дыша, отступил назад и добрался до лестницы. Взглянув вверх, он увидел Тогрул-хана, который стоял на верхней лестничной площадке, сжимая в руках тяжелый лук. Кормак заколебался — с такого расстояния монгол без труда мог пробить его кольчугу стрелой.

— Поторопись, батыр, — раздался голос кочевника. — Поднимайся!

В этот момент в темноту, сгустившуюся за светом мерцающих факелов, бросился Иаков. Он успел сделать три шага, прежде, чем запел лук. Еврей закричал и рухнул вниз, как будто его ударила гигантская рука; стрела вошла между его жирными плечами и пронзила насквозь.

Кормак осторожно продвигался вверх на глазах ошеломленных, полных сомнений врагов, столпившихся у подножия лестницы. Тогрул-хан присел на площадку — ослепительные глаза-бусинки, стрела на тетиве, — и вооруженные люди опасались сделать шаг. Но один все же решился — высокий туркмен с глазами бешеной собаки. От жадности, думая, что драгоценный камень у Кормака, или в приступе фанатичной ненависти, он выпрыгнул вперед, зажав в зубах меч и стрелу, и бросился вверх по лестнице, подняв свой тяжелый окованный железом щит. Тогрул-хан спустил тетиву, но стрела отскочила от металла, и Кормак, опять встав в удобную стойку, ударил мечом со всей силы. Посыпались искры, с потрясающим грохотом клинок разбил щит и опрокинул атакующего туркмена, который покатился вниз по ступеням и замер у подножия лестницы.

Больше попыток преследования не было. Кормак поднялся на верхнюю площадку; они вместе с монголом выскочили наружу и захлопнули тяжелую железную дверь. Снизу послышался многоголосый рев, и монгол, вернув тяжелый засов на место, поторопил:

— Быстрей, батыр! Эти псы выбьют дверь через пару минут. Пора убираться прочь!

Он повел Кормака по боковому коридору, потом через несколько комнат и в конце пути распахнул решетчатую дверь. Оказывается, она вела во внутренний двор, залитый сейчас серым светом зари. Там стоял человек, придерживающий двух коней: великолепного черного жеребца Кормака и жилистого чалого — монгола. Приблизившись, норманн увидел, что лицо человека почти полностью скрыто повязкой.

— Поторопись, — призвал Тогрул-хан. — Раб оседлал моего коня, но твоего не смог из-за дикости этого зверя. Раб пойдет с нами.

Кормак управился за минуту и, затем, взлетев в седло, протянул руку рабу — тот легко вскочил на коня и сел позади. Маленький отряд пересек двор, когда из крепости начали выбегать разъяренные преследователи.

— Этой ночью часовых нет, — буркнул монгол.

Они достигли ведущих наружу ворот, и раб соскочил, чтобы открыть их. Он широко раздвинул створки и бросился обратно к черному жеребцу, но по пути словно натолкнулся на стену и умер прежде, чем его тело коснулось земли. Череп раба разнес арбалетный болт, и Кормак, обернувшийся с проклятием, заметил на одном из бастионов выцеливавшего их мусульманина. В этот же миг Тогрул-хан поднялся на стременах, выхватил стрелу из колчана и выстрелил. Арбалетчик выронил оружие и рухнул головой вниз с башни.

С ликующим воплем монгол выехал через ворота, Кормак направился следом. Позади них звучали неразборчивые крики преследователей, выскочивших во внутренний двор и пытающихся найти и оседлать своих лошадей.

Глава III

— Смотри!