ЯТ

– Было мало, потому и повёз продавать?

– Да.

– А разве продают не потому, что чего-то много, что имеются излишки, которые можно продать?

– Может, что-нибудь другое и так, но только не жадность!

Мы хмыкнули и отошли. На второй Ярмарке покупальных покупателей было много меньше, чем продавальных продавцов, что нам шло на руку, потому что лучше рассматривалось продаваемое.

В очередной по счёту лавке на прилавке лежало что-то тёмное, почти чёрное, паукообразно растопырившееся… Мракобесие! Где и кто сумел его откопать, в какой трясине болота, на каком чердаке или в чулане? А может, наоборот, оно совсем новенькое? Однако новизну или степень изношенности визуально я определить не смог, а спрнашивать – на наши головы – посчитал несущественным: в общем, какая разница? Покупать я не собирался, к чему пустые расспросы?

– А оно бесится только во мраке? – решил выяснить Том окружающие обстоятельства.

– Наоборот. Бесится оно на свету, но хочет, чтобы вокруг всегда был мрак, – пояснил Гид. Продавец хранил глубокомысленное молчание, не продавая его. Но при более пристальном взгляде возникала уверенность, что мракобесие и молчание тесно связаны друг с другом.

На соседнем прилавке рядком лежали суматоха, сумятица, суета и сутолока.

– Как вы их отличаете друг от друга? – удивился Том.

Продавец охотно пустился в объяснения, которые я не слушал, отправившись рассматривать большую наклонно-ступенчатую стендовидную стойку, уставленную разнообразными напитками в небольших стеклянных стаканчиках. Сначала меня привлекло их разноцветие, потом – разнозапахие… Я уверен, и во вкусе наблюдалось бы похожее разнообразие, потому что в стаканчиках оказались аргументы. И причём известные мне: я вспоминал некоторые с удивлением, другие – с усмешкой, третьи – с недоумением. Очевидно, эти оттенки чувств и отражались цветом, запахом и вкусом напитков. Но они ещё обладали и разной вязкостью, отметил я, взяв по очереди несколько со стенда и поболтав. Некоторые болтались хорошо, другие – с трудом. И я понял, почему иногда в спорах язык плохо ворочается: аргументы вязкие.

– Почему в стаканчиках? – спросил я.

– Чем черпали, тем и продаём, – пожал плечами продавец.

– А, это исчерпанные аргументы, – догадался я. Вот почему они показались мне знакомыми

Видя, что я интересуюсь напитками, ко мне подстроился гражданин пропитанного ими вида и, повертев головой из стороны в сторону – похоже, непроизвольно, – произнёс, таинственно шепоча:

– У меня больше нет уверенности в себе!

Я посмотрел на него и задумался. Совсем о другом. Мне пришла в голову интереснейшая мысль: я привык, что тут всё надо понимать не так, как у нас – если не буквально, то значительно ближе к букве. Суть буквы – в буквальном значении, а не в переносном. Переносное значение несёт перенос слова со строки на строку. Буквальная составляющая слов часто вступает в противоречие с сутью слова – из-за взаимовлияния. Суть слова – понятие – развивается, следуя диалектической логике, а слово остаётся прежним. Потому-то и требуется иногда добавлять в известные слова новые буквы, или убирать их оттуда – чтобы более точно передать меняющееся значение слова.

Кажется, так звучала моя мысль, от которой меня чуть не отвлёк пропитанно-подпитанный гражданин. Но он продолжал стоять и качаться рядом, ожидая моей реакции. Я пожалел его и решил немного поговорить на предложенную тему:

– Где же ваша уверенность? – спросил я, попутно подумав, что визави в другом состоянии мог бы воспринять моё молчание не за работу мысли, а за тупость. Такие случаи бывали.

– А вот, – и он, отоггнув полу пиджака (что далось ему с большим трудом: пола оказалась очень упругой – может быть, сильно накрахмаленной? – отсюда и два «г»), показал торчащее из внутреннего кармана горлышко чекушки.

– И что с ней делать?

– Три раза в день столовой чашкой.

– Спасибо, такие дозы меня не интересуют.

Он потоптался немного и ушёл.

Рассматривая стенд-стойку, я краем уха слушал разговор за моей спиной:

– …накопил полный мешок впечатлений. И ни с кем не делился – таскал всё время за собой. А мешок возьми да и лопни. И впечатления разлетелись по свету. Гонялся он за ними, гонялся – по горам горнялся и загорался, и по морям морился, и за лес залесал, и за реками зарекался, и за заборами заборолся… не всё поймал, часть пропала бесследно. Но зато новых нашёл множество. Они к нему сами липли и цеплялись. А он почему-то не обращал на них никакого внимания: всё искал те, старые.

– И куда он их теперь?

– А куда попало! Что ему? Надо будет – ещё наберёт.

– А…

Я не дослушал и отошёл. А может, от меня отошли.

И вернулся к Тому. Том стоял, раскрыв рот и смотрел, как продавец вынимал что-то из шкафа. Я присмотрелся. Что-то мне это что-то напоминало…

Я понял и вздрогнул: это была очень плохая примета. А на полках лежали ещё худшие. Много худшие.

– А хорошие приметы у вас есть? – спросил я.

– Были. Но сейчас ничего лучшего нет. Берите, что дают. Даром даю, бесплатно.

– Нет, такого добра нам не надо, – твёрдо ответил я и предложил Тому и Гиду поскорее удалиться.