Ява

После штаба округа первой остановкой должны были быть военные склады в Сибирцево. По причине гололеда и снежных перемётов к складам подъехали поздним вечером. Делать нечего, такая их доля, терпеливо ждать. Заночевали прямо в машине, поставив её так, что она подпирала передним бампером стенку одного из складов, чтобы не выдувалось тепло из кабинки, и не продувался радиатор. Всю ночь монотонно молотил дизель и работала на максимуме печка. Однако пришлось накрываться двумя солдатскими одеялами.

От холода сон был чуток; Валерка следил, чтобы выхлопные газы не шли в сторону кабины, а так же время от времени прогазовывал дизель. Абсолютно невыспавшиеся и голодные, они к девяти часам были уже в административном помещении складов. Каково же было удивление военнослужащих, которые обнаружили на охраняемой территории постороннюю машину, да которая к тому же простояла здесь всю ночь, молотя и временами рыча дизелем. Оказалось, что Валерка зарулил ночью на территорию складов, когда охранник выскочил по малой нужде. Бывают же такие казусы. Как бы то ни было, но к одиннадцати часам, когда были выяснены полномочия одних и других, Воробей завершил все дела и, с чувством выполненного долга, Ява гнал машину в Раздольный.

При въезде в Уссурийск, на первом же посту ВАИ, инспектор в звании старшего прапорщика поднял жезл и потребовал остановиться. Валерка посмотрел на капитана. Тот в знак одобрения только кивнул головой. Сказывалась суточная усталость.

Когда машина остановилась, инспектор подошёл к кабинке со стороны водителя:

— Документы, — с легким украинским акцентом потребовал он.

— Подойдите к старшему, — попросил Ява через приоткрытое боковое окошко.

— Солдат, документы! — требовательнее сказал прапорщик, раздражаясь.

— Товарищ старший прапорщик, подойдите с моей стороны, пожалуйста. И обратите внимание на нижний правый угол лобового стекла, — вступил в разговор капитан, стараясь сдерживать себя.

— Ну и что? Табличка, коих множество. А что она говорит, поди разберись? Вас много, а я один. Я должон проверить документы, посмотреть груз. У меня инструкции.

— Товарищ старший прапорщик, ещё раз внимательно посмотрите на пропуск, — уже повышая голос, произнёс Воробей.

— Ну вот, на тебе. Уже на меня кричать. Я человек маленький, при исполнении. Если каждый покрикивать будет, то что? Не желаете документы давать, проедем к нашему управлению. Подвигайся, старшой, я рядом присяду.

— Мне запрещено пускать в кабину посторонних. Скажите, куда следовать, или езжайте на своей машине впереди нас.

— Не положено. Документы не даете, значит, я с вами должон ехать.

— Следуйте впереди, прапорщик. Исполняйте приказания старшего по званию. Я буду вынужден доложить по команде о вашей вопиющей расхлябанности и полном отсутствии уважения к офицерскому составу Советской Армии.

— Добре! Добре! На месте посмотрим, капитан, как вы со старшим по званию будете общаться.

— Поезжайте.

— Может, плюнем на него, да по своим делам? — спросил Ява.

— Нельзя. Шум подымут. До выяснения задержат, а у нас чёткие инструкции, и задание необходимо выполнить.

— Тогда прокатимся.

Приехали к управлению ВАИ. Валерка остановил машину на обочине перед зданием. Прапорщик выскочил из «уазика» и указал Яве на ворота арестплощадки. Солдат покачал отрицательно головой. Тогда прапорщик подскочил к капитану и стал ему что-то объяснять. Воробей отмахнулся от него рукой и вошел в здание. Немного погодя он вышел и занял своё место:

— Заезжай на площадку. Нас за прошлые прегрешения, это когда убегали из Барабаша, арестовали. Номер не весь запомнили, только часть. Сейчас пытаются навязать нам наши прегрешения. Отмажемся. У них ничего против нас нет. Сейчас свяжутся со штабом округа, я им дал телефон. Пускай выясняют кто, чего и зачем? Заезжай, они вон уже и ворота раскрыли. Любезные вы наши. Я пошёл.

Он выскочил из машины, а Валерка запустил двигатель и аккуратно въехал на площадку. Задним ходом заехал между «уазиками», заглушил дизель и расслабился на сиденье, предварительно зафиксировав рукоятки, чтобы снаружи не открыли дверцы.

— Э-э-э! Выходи из машины, — сквозь лобовое стекло на Валерку смотрел сержант с натянутой улыбкой. — Здесь нельзя в машинах сидеть.

— Слышь, сынок, ты какого призыва, чтобы со мной, как с быдлом, разговаривать? — приоткрыв боковое стекло, спросил Ява. — Если мало гоняли, то я только с превеликим удовольствием погоняю тебя по этой площадке, засранец. Или хочешь в воздухе пируэты выписывать да обсираться от страха? Ну, что жало спрятал, фраерок задрипанный? Пшёл от машины вон! Всю прелесть жизни своим видом портишь, говнюк.

Дослушав Валеркино выступление с открытым ртом, сержант удалился «со сцены». Ява спокойно достал со спальника большую банку китайской тушенки, открыл её и принялся пережёвывать мясо, закусывая батоном. До блеска вылизав банку, Валерка не почувствовал сытости и достал банку с кашей. Когда и она блестела своими пустыми внутренностями, солдат отметил, что слегка переборщил. Выкидывать банки на площадку он не стал, аккуратненько сложил их в пакетик.