Ява

— Ума не приложу, и чего тебя в этой роте держат? Ты же очень наблюдательный. А излагаешь всё предельно ясно… коротко и лаконично… Для наших штабных аналитиков, конечно, если тебя чуточку подучить, ты находка. Немногие остаются на сверхсрочную, кто срочную с аналитиками прошёл. Мало толковых. Вот я в своё время остался. Смотри, работа не бей лежачего… Нарядов мало. Своя двухкомнатная квартира. Полный, как говорится, пансион. И питание, и обмундирование. Двадцать лет календаря и домой, на Родину, с достойной пенсией. Вот перспектива. А что у тебя? Два года баранку покрутишь, а потом, дома, что?

— Не знаю. Там видно будет. Вернусь для начала на прежнее место работы. Хлеб тоже кому-то возить надо.

— Надо, конечно, оно надо. Но где рост? Где перспектива?

— Честно, меня карьера военного не прельщает, а крутить баранку меня вполне устраивает.

— Только запомни, я никогда не ошибаюсь, тебе недолго служить в этой роте. Обязательно со временем переведут в батальон. Толковыми ребятами у нас не швыряются.

— У меня мама говорит: «Не надо каркать», а тёща: «Не бздите, всё будет вери гуд!».

— Ты это к чему?

— Чего зря о батальоне чесать… если… может быть. Это теория вероятности. Только что обсчитываем? Судьбу не просчитаешь…

— Не веришь? Посмотришь, — спокойно заключил Николаенко.

— Товарищ прапорщик, а, правда, вы в Афгане воевали?

— Правда…

— Расскажите, что-нибудь.

— Что-нибудь… что?

— Например, как вы туда попали?

— Молча.

— Коротко и ясно. С меня в три жилы рассказы тянули, а про себя говорить неинтересно, — засмеялся Валерий.

— Не то, что неинтересно или интересно. Вспоминать не хочется. Но на разговор ты меня выманил. Если коротко, то я сам рапорт написал. Нет, не по глупости. Просто стоял перед выбором. Или в тюрьму, или на войну. Я выбрал второе.

— А что случилось?

— Любовь. Во всём виновата только она. Влюбился я в жену одного офицера. Ну, дело дошло до суда офицерской чести. Этот сморчок один на один разговаривать забздел, а на суде, перед офицерами, столько в мой адрес наговорил. Ну, я не выдержал и прямо при всех приложился к нему парочку раз. Да как-то неаккуратно… челюсть сломал. Свидетелей много. Командир части хотел замять… по-тихому, но этот ни в какую. Следствие, военная прокуратура. Перед самой передачей дела в суд командир с начальством как-то договорился, и передо мной встала альтернатива. Всегда хорошо, когда есть выбор. Вот я и выбрал. Знаешь, Валерка, я не жалею. Только вот солдат жалко, которые погибли из моего взвода. Таких за два с половиной года было два. И то для меня это много. Особенно, когда едешь их хоронить домой. Слёзы. Крики. Обвинения. Ух, аж мороз по коже, — лицо прапорщика посерело, налившимся свинцом. На глазах застыли капельки слёз. Он смахнул их и посмотрел Валерке в глаза. — Я, когда первого сопроводил грузом «200», сам себе сказал: «Всё, из моего взвода больше ни один солдат не сложит голову». Второй по глупости… обкурившись анаши… на фугасе подорвался. Чуть-чуть до госпиталя не дотянули. Скончался.

— А что ваш взвод делал? — осторожно спросил Валера.

— Мы дорогу держали с высотки. Да передвижения всякие фиксировали и контролировали. На нас снизу соваться боялись, а сверху нечем было. Да и наши вертушки им не давали.

Практически всю ночь они провели в беседах. Николаенко рассказывал про оружие. Взялся научить Валерку нескольким премудростям рукопашного боя. К концу несения суточного наряда они были настоящими друзьями, знавшими друг о друге всё.

Много раз после этого они несли совместно службу в нарядах. Друг к другу обращались только на «ты», даже в присутствии офицеров и прапорщиков.

Как-то, в очередном наряде на КТП, Николаенко пристально посмотрел на Валерку и спросил:

— Личные, чужие тайны хранить умеешь?

— Ну, это совсем лишнее. Столько знакомы, и «на вшивость» решил проверить?

— У меня к тебе серьёзный разговор. Нужна твоя помощь.

— Так бы и сказал. Слушаю.

— Тут у меня новая любовь наметилась. И, представляешь, опять жена офицера. Что-то меня на других баб не тянет.

— Опять судом дело завершится? — неудачно пошутил Валера.

— Сплюнь. Я уже умудрён опытом. Никаких судов не будет.

— Зная твой характер… не уверен.

— Не уверен, не обгоняй. Я себе цену знаю. Вот только без твоей помощи у меня вряд ли что получится. Точно налипну. Ну, в смысле, он застукает. Тогда точно: драка и суд. Судить, возможно, как участника боевых и там за всякие заслуги перед Родиной и партией не будут, но из армии турнут. Как пить дать.

— А если ближе к делу. Что от меня нужно?

— Вот. Твоя задача сделать так, чтобы он нас не застукал. Чтобы домой неожиданно не заявился.

— Слушай, не говори загадками. У нас в части офицеров больше, чем солдат. Я не телепат и мысли читать не умею.

— Ты издеваешься? Или действительно не понял, о ком я?

— Догадываюсь. О Птичкине. Видел я не раз его жену. Красивая женщина.

— Красивая — не то слово. Обворожительная! Обаятельная! Милая! Нежная…

— Э-э! Куда понёсся. Тормозни, — остановил Николаенко Валерка.

— Чего?