— Она не встает, — проговорил мальчишка еле слышно. — Уже два дня. Ничего не ест, только воду пьет.
— И не колется?
— Нет… Я ей предлагал, но она молчит. Лежит с открытыми глазами уже двое суток и молчит… Работать идти надо, а я ее оставить боюсь.
Я увидел, как Гошкины глаза налились слезами.
— Чего делать-то, Юраш?
— Работать иди. Все равно ей не поможешь.
— А вдруг она…
— Вдруг. Ты посмотри на нее, не сегодня-завтра она умрет. Будешь ты с ней рядом или нет — все равно умрет.
Гошка хлопнул ресницами, и две огромные слезы скатились по чумазым щекам.
— Юраша… Помоги мне ее вынести, а? На свет… Может, ее в больницу?..
— В какую больницу?!
Гошка разрыдался. Проснулась и завопила Вика. И Наташка подвывала…
Я поспешил ретироваться.
Я шел по подземному коридору и думал, что теперь я сюда долго-долго не приду.
Инночка заботилась обо мне нежно и бережно, сначала она просто приезжала ко мне варить супы и жарить котлеты, а потом поселилась совсем.
С ней было тепло и уютно, наверное, из нее могла бы получиться очень хорошая жена для милого и интеллигентного юноши… Инночка, Инночка… Она хотела быть хорошей женой ДЛЯ МЕНЯ…
И ведь не дурочка, поняла сразу, кто я такой и чем занимаюсь со своим мнимым дядюшкой, и ничего — ни слова не сказала, не убежала сломя голову домой, к папочке с мамочкой, осталась… И ведь не ради денег! Я сразу просек, что и к шмоткам дорогим, и к ресторанам она абсолютно равнодушна. К книжкам только не равнодушна.
Инночка денег не просила никогда, даже не намекала. Брала из ящика стола мелочевку на продукты, каждый раз еще и отчитываться пыталась, что купила и сколько это стоит. Сначала я удивлялся, пытался просечь, как говорится, фишку — что за игру она ведет, а потом понял: нет никакой игры. Просто она такая.
В конце концов я сам сунул ей деньги, достаточно много, и велел потратить на себя. Она и потратила — сходила в какой-то «Библио-Глобус», пришла с тяжеленными пакетами, посмотрела на меня виновато, обняла и уткнулась носиком в мою рубашку.
— Юр, ты не ругайся… но я так много потратила! Просто остановиться не могла!..
А я и не знал, что сказать.
Смотрел на пакеты с толстыми книжками в позолоченных переплетах и думал о том, что кто-то из нас сумасшедший — либо я, либо она.
— Я просто маньячка! — Инночка словно мысли мои прочитала. — Но, понимаешь, у меня никогда в жизни не было столько денег, чтобы я могла купить ВСЕ, что захочу.
— И что — все купила?
— Нет. Я взяла себя в руки и утащила за шкирку из магазина. Да и потом, все, что мне хотелось бы приобрести, я просто не смогла бы унести, мне пришлось бы нанимать грузовик.
Я засмеялся.
— В таком случае, очень хорошо, что ты смогла взять себя в руки, грузовик книжек, может быть, и поместился бы в мои хоромы с грехом пополам, но нам жить точно было бы негде.
— Юр, а что ты любишь читать?
О Господи! Я когда-то любил читать, но это было давно, черт-те когда. Дома у нас с бабушкой никаких книжек не было, но я в ту пору ходил в библиотеку. Помню, она располагалась на первом этаже серой облезлой девятиэтажки, до которой надо было топать чуть ли не через весь город. Я был хорошим мальчиком, с плохими парнями не водился, водку по подъездам не распивал, а потому, когда на меня накатывало, едва ли не ночевал в читальном зале — больно уж домой возвращаться не хотелось. Библиотекарши меня любили, оставляли идущие нарасхват книжки про пиратов и мушкетеров, про всякую романтическую лабуду. Как-то раз у Кривого дома снял с полки книжку, которую когда-то очень любил, полистал, прочитал пару строчек и на место поставил. Только подивился — и чего мне могло там понравиться?
Девочка моя дорогая, я уже лет пять в руки книжку не брал, а то и больше, и желания никакого убивать время, вникая в выдуманную жизнь, не испытываю!
Да, в каком-то смысле с Наташкой мне было проще: на философские темы она со мной не говорила, в душу не лезла и в голове у нее крутились только четыре простые и понятные мысли — вкусненько покушать, повеселиться, одеться в дорогие шмотки и потрахаться… Потрахаться надо было поставить на первое место, на этом деле она даже сдвинутая слегка…
Короче, с Наташкой мы одинаковые, как из одной помойки вылезли… Вот оно, наверное, что значит — одинаковые социальные слои.
Впрочем, толстушку свою я не видел триста лет и никакого желания видеть не испытываю. По крайней мере, сейчас…
Что-то во мне перегорело, а может быть, я просто слишком слаб еще и нужны мне супчики и котлетки, тишина и покой, спокойненький нежненький секс без сумасшествия и излишеств.
Инночка… Почему-то иногда мне хочется ее убить — уж больно она хорошая, просто существо без недостатков.
Глава 3