Явление зверя

Давно уже я не чувствовал себя таким счастливым, как в тот день. Я пережил настоящее приключение, я сделал доброе дело, я помог нескольким хорошим людям вернуться к нормальной жизни, да еще и новую любовницу нашел — такую милую, неприхотливую! Впрочем, Оля тоже поначалу казалась милой и неприхотливой… Но Софья — она уж точно не умеет притворяться! И ей совершенно точно ничего от меня не нужно — ни протекции, ни жилплощади, ни денег — ничего! Кроме меня самого, разумеется.

И мама скоро выздоровеет…

И роль интересная…

Все было слишком хорошо.

А посему мне уже тогда следовало бы насторожиться.

Ведь стоит только расслабиться — как судьба наносит свой новый удар… Она, судьба, без этого не может. Ее хлебом не корми — дай только человеку подгадить! Особенно — если вдруг человек этот почувствует себя абсолютно счастливым.

Софья

Никогда не понимала Элечку: ну КАК можно согласиться на близость с человеком, которого знаешь только ПЯТЬ ДНЕЙ?! Нет, я ее не осуждала, она слишком хороший человек, редкостно хороший, и вдобавок она настолько обаятельна, что ее невозможно осуждать за что бы то ни было, а тем более — за то, что касается только ее… Но я ее не понимала в этом! Равно как и не понимала совсем, как можно подать заявление в загс, будучи знакомыми всего-то три-четыре месяца? Впрочем, подобные ситуации удивляли меня не только в жизни, но и в книгах, в кино. Ну разве можно пережить страсть, пресыщение, охлаждение — всего-то за «девять с половиной недель»?! Хотя, конечно, бывают истории, как у Ромео и Джульетты, например, когда все-все — встречу, любовь, признание, супружество, разлуку, смерть — вместили в себя три дня! Но такое, наверное, может случиться только в юности. Только в Вероне. Только в трагедии у Шекспира. А на самом деле — не бывает вовсе.

Вот так я и себя не понимаю: КАК я могла отдаться Косте, будучи знакомой с ним всего три недели и два дня?!

Конечно, за эти три недели произошло много всего и подружились мы с ним так, как, наверное, я никогда еще ни с кем не дружила, даже с Анютой, даже с Элечкой…

У нас не так много времени было друг для друга, но это время было предельно насыщенно. И потом — у Кости удивительный талант исповедника: он вытаскивал из меня такое, в чем я никогда никому вслух не признавалась, иной раз даже себе не признавалась… И, отдав ему самые дорогие свои тайны, я все больше проникалась к нему теплым чувством. Хотя это, наверное, естественно. Мы больше любим тех, кому отдаем, нежели тех, от кого принимаем. Когда я думаю: как же так, за такое короткое время этот совершенно чужой мне, слишком для меня блестящий и знаменитый, слишком для меня эмоциональный и импульсивный человек — и вдруг стал самым близким? Когда я так думаю… Я почему-то не удивляюсь. Наверное, бывает и такая стремительная дружба. Когда люди, сами того не подозревая, совпадут мгновенно, как две половинки разрезанной картинки. Мне не хватало всего, что есть в нем. А ему… Не знаю, но, возможно, я тоже даю ему что-то, что ему необходимо. Но все это никак не объясняет того ужасающе-позорного факта, что я отдалась ему, будучи знакомой всего-то три недели и два дня! К тому же не просто отдалась, а практически была инициатором случившегося… Я сама его за руку привела в свою квартиру и к своей постели! Ужас.

Объяснить и оправдать это можно только тем, что я была несколько не в себе после похищения Леши и всех троих его подопечных, после той сцены, которая разыгралась у Рославлевых… Я была переполнена эмоциями. Они просто хлестали через край — небывалое для меня дело! И вот эмоции заглушили голос разума.

Конечно, кому-то — а именно Элечке! — это все покажется ужасно смешно: в двадцать семь лет — такие терзания! Да ей моя двадцатисемилетняя непорочность казалась патологией. И в глубине души я понимала, что она права. А я — закомплексованная дура.

Но вместе с тем мне всегда хотелось, чтобы ВСЕ ЭТО произошло по любви. Пусть даже не будет освящено браком — какое уж в наше время освящение, в наше время небеременных невест не бывает! — но все-таки, чтобы по любви, а не просто так, из любопытства… Да и какое может быть любопытство у врача? Все мое любопытство было удовлетворено еще в медицинском училище. А то и раньше, когда я учебники читала.

В конце концов, меня Дедушка воспитывал… И ТАК воспитал. И не могла я — без любви. Противно было.

Но тогда, получается, я люблю Костю Шереметьева?!

Нет. Я не люблю его. Я с ним дружу. Мне с ним приятно и интересно. И близость с ним была не противной, а… Так себе. Как и положено в первый раз.

Но если я не люблю его, то как же меня угораздило?! Значит, я вовсе не нравственная, каковой считал меня Дедушка, а самая что ни на есть порочная? И вдобавок — ханжа? Вот при каких обстоятельствах иной раз можно узнать о себе правду. Ужасную правду!