Языческий лорд

— Но ему все равно нужно чем-то поживиться, — заявил я, — и если мы правы в отношении Хэстена, то Этельред считает, что ему ничто не грозит. Он думает, что может драться в Восточной Англии, а Кнут и не сдвинется в его сторону, потому Кнут подождет, пока Этельред не уверится, что он и вправду в безопасности.

— Так когда Кнут нападет на Мерсию? — спросил Финан.

— Через несколько дней. Как раз во время сбора урожая. Может, через неделю или две?

— А Этельред по горло увязнет в Восточной Англии.

— А Кнут захватит юг Мерсии, — сказал я, — а потом набросится на Этельреда и будет присматривать за Эдуардом.

— А Эдуард выступит?

— Ему придется, — произнес я горячо, надеясь, что это правда. — Эдуард не может позволить датчанам захватить Мерсию, но эти священники с задницей вместо головы могут посоветовать ему оставаться в своих бургах. Позволить Кнуту самому прийти.

— Значит, Кнут возьмет Мерсию, — сказал Финан, — а потом Восточную Англию и под конец отправится на Уэссекс.

— Так он хочет поступить. По крайней мере, я бы сделал так, будь я на его месте.

— А что делаем мы?

— Вытащим этих ублюдков из дерьма, конечно же.

— С тридцатью шестью воинами?

— Мы с тобой не сможем сделать это в одиночку, — презрительно фыркнул я.

Он засмеялся. Поднимался ветер, толкая корабль вперед. К тому же он переместился к северу, и если бы продолжал меняться в этом направлении, мы смогли бы поднять парус и вытащить на борт весла.

— А что насчет святого Освальда? — спросил Финан.

— А что с ним?

— Этельред и правда пытается снова сложить бедолагу воедино?

Я не был в этом уверен. Этельред был достаточно суеверен, чтобы поверить, что все заявления христиан о магической силе тела святого являются правдой, но чтобы добыть тело, Этельреду пришлось бы отправиться во владения датчан в Нортумбрии.

Насколько я знал, он жаждал начать войну с датчанами Восточной Англии, но рискнет ли он развязать еще одну против лордов Нортумбрии?

Или он полагал, что Кнут не осмелится напасть, пока он держит его жену заложницей? Если он верил в это, то мог бы рискнуть устроить набег на Нортумбрию.

— Скоро мы все узнаем, — заявил я.

Я отдал рулевое весло Финану и предоставил ему вести корабль, а сам осторожно пробрался мимо спящих воинов и тех двадцати, что сидели на веслах, в освещаемом звездами мраке. Я подошел к носу, положил руку на голову дракона и взглянул вперед.

Я любил стоять на носу корабля, и в ту ночь море было залито отраженным светом звезд, но куда вел этот сияющий на темной воде путь?

Я всматривался в искрящееся и переливающееся море и слушал, как волны разбиваются и вскипают у бортов Полуночника, когда он вздымается и ныряет по небольшим волнам.

Ветер переменился и теперь нес нас на юг, но у меня не было точного представления о том, куда я хочу направиться, и я не стал окликать Финана, чтобы попросить сменить курс. Я просто позволил кораблю следовать по этому сияющему пути на залитом звездным светом море.

— А что будет со мной?

Это была Ингульфрид. Я не слышал, как она поднялась, но повернулся и увидел обрамленное капюшоном плаща Элфрика бледное лицо.

— Что будет с тобой? — повторил я. — Ты отправишься со своим сыном домой, конечно, когда твой муж заплатит выкуп.

— А что будет со мной дома?

Я уже готов был ответить, что не моя забота, что случится с ней в Беббанбурге, но потом понял, почему она задала этот вопрос, да еще с такой горечью.

— Ничего, — сказал я, зная, что это ложь.

— Мой муж побьет меня, а, может, и еще что похуже.

— Хуже?

— Я опозорена.

— Ничего подобного.

— И он в это поверит?

Я помолчал, а потом покачал головой.

— Он не поверит в это.

— Значит, он меня изобьет, а потом, скорее всего, убьет.

— Правда?

— Он гордец.

— И глупец, — прибавил я.

— Но и глупцы убивают.

Мне пришло в голову, что она бы могла озаботиться всеми этими последствиями до того, как настояла на том, чтобы сопровождать своего сына, но потом заметил, что она плачет, и не произнес эти слова.

Она делала это беззвучно. Просто молча всхлипывала, а потом со скамьи для гребцов пришел Осферт и обнял ее за плечи. Она повернулась к нему, склонила голову ему на грудь и продолжала плакать.

— Она замужняя женщина, — сказал я Осферту.

— А я грешник, — отозвался он, — проклятый Богом с рождения. Господь не может причинить мне больше вреда, потому что я уже обречен из-за греха моего отца.

Он с вызовом на меня посмотрел, а когда я ничего не ответил, мягко увел Ингульфрид к корме. Я наблюдал, как они удаляются.

Какие же мы глупцы.

Через два дня поутру мы высадились на берег, подойдя к нему в серебристом тумане. Мы шли на веслах, и некоторое время я следовал вдоль берега, тянувшегося хмурой полосой справа.

Мы шли по мелководью, а ветер стих, лишь тысячи птиц взлетали при нашем приближении, будоража спокойное море взмахами своих крыльев.

— Где мы? — спросил Осферт.

— Не знаю.

Финан стоял на носу. Он обладал лучшим зрением из всех, кого я когда-либо знал, и всматривался в этот плоский и унылый берег в поисках признаков жизни. Но ничего не видел.