Языческий лорд

Горела ферма. Там не было ни большого дома, ни частокола, лишь кучка деревянных построек на расчищенной от леса поляне. Кто-то решил тут поселиться, построил дом и амбар, срубил деревья, выращивал скот и сеял ячмень, но теперь этот маленький дом был охвачен пламенем.

Мы наблюдали из-за дубов. Я разглядел восемь или девять вооруженных людей, пару мальчишек и два трупа. Несколько женщин и детей скорчились около стражника.

— Это не валлийцы, — заявил Финан.

— Откуда ты знаешь?

— Их слишком мало. Это датчане.

У воинов с копьями и мечами были длинные волосы. Это не делало их датчанами, но большинство датчан носили длинные волосы, а большинство саксов предпочитали их стричь, и я подозревал, что Финан прав.

— Возьми двадцать человек к восточной стороне, — велел я ему, — а потом покажись.

— Просто показаться?

— Просто покажись.

Я подождал, пока те люди у сожженной фермы заметят Финана. Двое мальчишек сразу же побежали за лошадьми, а пленников, женщин и детей подняли на ноги.

Датчане, если то были они, окружили семерых коров, как будто все еще их пасли, а я вывел своих людей из леса и спустился по длинному склону с остатками соломы.

Девять воинов увидели нас и, похоже, запаниковали, когда поняли, что загнаны в ловушку между двумя группами, но потом успокоились, решив, что им ничто не угрожает.

Мы не нападали, а просто медленно приближались, и они заметили, что многие из нас носят длинные волосы. Они взяли в руки оружие и встали плечом к плечу, но решили не вступать в драку. Это была ошибка.

Я оставил большую часть людей на поле и поскакал через небольшой ручей и дальше, к пылающим постройкам, только с тремя из них. Я сделал знак людям Финана к нам присоединиться, а потом уставился на горящий амбар.

— Хороший денек для пожара, — произнес я по-датски.

— Давно пора, — ответил один из тех воинов на том же языке.

— С чего бы это? — спросил я, соскользнув из седла и удивляясь, какую горечь и ожесточение я чувствую.

— Это не их земля, — ответил тот, указывая на два мужских трупа, выпотрошенных, словно олени, и лежащих в лужах крови, которую понемногу размывал мелкий дождь.

— Называй меня господином, — мягко заметил я.

— Да, господин, — отозвался воин. Он был одноглазым, другую глазницу пересекал шрам и из нее сочился гной.

— Кто ты? — спросил я.

Они и вправду оказались датчанами, все были пожилыми, и, приободренные молотом, висящим у меня на кольчуге, охотно поведали, что пришли из поселения, что лежало к востоку, и возмущены тем, что саксы вторглись в их земли.

— Все они саксы, — объяснил мне воин, указывая на женщин и детей, жавшихся подле ручья. Они плакали, а теперь смотрели на меня, замерев от ужаса.

— Теперь они станут рабами? — поинтересовался я.

— Да, господин.

— Здесь еще два тела, — сообщил Финан. — Старухи.

— Какой прок от старух? — заявил датчанин. Один из его товарищей произнес что-то, что я не расслышал, а остальные засмеялись.

— Как тебя зовут? — спросил я одноглазого.

— Гейтир Колфиннсон.

— И ты служишь ярлу Кнуту?

— Да, господин.

— Я собираюсь к нему присоединиться, — объяснил я, — что в какой-то степени было правдой. — Это он приказал тебе напасть на этих людей?

— Он желает, чтобы саксонский мусор вымели отсюда, господин.

Я посмотрел на людей Гейтира Колфиннсона, увидев седые бороды, морщинистые лица и беззубые рты.

— Все молодые воины отплыли с ярлом?

— Да, господин.

— А ты выметаешь из окрестностей саксонский мусор?

— Это то, чего желает ярл, — заявил Гейтир.

— Ты тщательно поработал, — признал я.

— И получил удовольствие, — заявил Гейтир. — Я уже шесть лет ждал, когда смогу подпалить это место.

— Так почему же не сделал этого раньше?

Он пожал плечами.

— Ярл Кнут сказал, что мы должны позволить Этельреду Мерсийскому задремать.

— Он не хотел вызвать войну?

— Тогда — нет, — ответил Гейтир, — но теперь?

— Теперь ты можешь обращаться с саксонским мусором так, как должно.

— И вовремя, господин.

— Я — саксонский мусор, — заявил я. Они не были уверены, что правильно меня поняли. Да и произнес эти слова человек с длинными волосами и молотом Тора на шее, с руками, обхваченными браслетами, которые датчане носили как боевые трофеи. Я улыбнулся им. — Я — саксонский мусор, — повторил я.

— Господин? — недоумевал Гейтир.

Я повернулся к двум мальчишкам.

— Вы кто? — спросил я. Они оказались внуками Гейтира, которых взяли с собой, чтобы научить, как обращаться с саксами.

— Я вас не убью, — сказал я им, — и вы отправитесь домой и скажете своей матери, что здесь Утред Беббанбургский. Повторите это имя. Они старательно произнесли мое имя. — И скажите своей матери, что я еду в Снотенгахам, чтобы сжечь дотла дом ярла Кнута. Куда я направляюсь?

— В Снотенгахам, — пробормотал один из них. Я сомневался, что они слышали про такое место, и не собирался ехать в этом направлении, но хотел распространить слухи и выбить Кнута из колеи.

— Славные мальчуганы, — сказал я. — Идите же. Они медлили, не зная о судьбе своего деда и его воинов. — Отправляйтесь! — прикрикнул я. — Пока я и вас не решил убить.