Язычество в православии

Троицко-семицкие обряды. Одним из самых больших в годовом цикле древнеславянских праздников было празднество, связанное с культом растительности, — «зеленые святки», или русальная неделя. Впоследствии его обрядность, так же как и обрядность других народных праздников, была использована церковью и он слился с троицей, которая почти целиком заимствовала его бытовое содержание. Главные обряды праздника, посвященные расцвету природы, зелени, падали на четверг седьмой недели после пасхи — семик. Празднование семика носило двоякую форму. Наиболее архаическая, преобладающая в прошлом — лесная форма состояла в том, что обряды совершались в лесу, вокруг избранного дерева, обычно свежей, молодой березки. Под березой происходила общественная трапеза, совершалось жертвоприношение. Другая, более поздняя форма — деревенская: березу срубали, украшали лентами, цветами, «завивали», т. е. сплетали ветви деревца в виде венков, и приносили в село. Здесь вокруг нее водили хороводы, исполняли обрядовые песни, которые впоследствии даже «разыгрывались» (инсценировались).

Береза как центральный объект обряда выбиралась, вероятно, потому, что это дерево одним из первых одевалось в яркую, нарядную зелень. Отсюда возникло представление, будто именно березки обладают особой силой роста и что эту силу надо использовать. Березовыми ветками украшали окна, дома, дворы, ворота; на церковной службе народ стоял с березовыми ветками, считая, что они обладают целебной силой.

Важнейший элемент праздника составлял ритуал уничтожения березы, который совершался в троицкое воскресенье (а «завивали» березу обычно на семик). Он является разновидностью аналогичных весенних обрядов с мотивом «похорон» (похороны «масленицы», Костромы, Ярилы, проводы русалки и др.) Из ряда мест имеются сведения о том, что березу одевали в мужское или женское платье, т. е. делали что-то похожее на чучело, хранили ее в таком виде до троицына дня, а затем или топили в воде, или выносили в хлебное поле, в цветущую рожь, и там оставляли. Старожилы деревень и сейчас помнят, что березу «по-старинному на поле носили, где рожь цветет — колосится. Провожали и оставляли там на озими»[71]. Если березку бросали в озеро или реку, то вместе с ней в воду кидали венки, по плывущим венкам гадали о своей судьбе.

Так же как и предшествующие им масленичные обряды, совершавшиеся весной, троицко-семицкие обряды выражали стремление земледельца повлиять на плодородие земли путем магической передачи ей вегетативной растительной силы дерева. Обряду потопления березы приписывали силу обеспечивать дождь, влагу. «Урожай зависел от земли и от воды, от их соединения. Та же березка, которая должна была обеспечить поля рождающей силой земли, должна была обеспечить их влагой, без которой земля родить не будет»[72]. Таким образом, сущность обрядности семика и троицы явственно выступает как аграрная, земледельческая.

Профессор В. Я. Пропп высказал верное предположение, что семик был исключительно женским праздником и обряды его (в частности, «кумление» — целование девушек сквозь венки из веток березы) символизировали приобщение женщин к рождающей силе земли, подготовку к материнству.

При рассмотрении этого весенне-летнего праздника расцвета природы нас интересует, в каком виде бытовали обряды троицы к середине XI — началу XX в., какова была степень сохранности в них древнеславянского элемента, каков характер преломления церковного содержания праздника в народном сознании.

Архаические элементы земледельческой магии хотя и присутствовали в обряде, но лишь как его традиционная составная часть. Троицко-семицкий церемониал осмыслялся как почитание растительности вообще и главного земледельческого растения — хлеба в частности; запись уникального троицкого обряда под названием «вождение колоска», совершавшегося в северной полосе хлебопашеского Юрьевского ополья, донесла до середины XIX в. почти в чистом виде его аграрное значение. В истоке обряда лежит сюжет цветения и созревания хлебов. Девушки становились парами и, взявшись крест-накрест за руки, двигались к полю с озимой рожью. По рукам девушек в парадном уборе шла самая красивая в селе девочка лет 11–12. Шествие сопровождалось песней:

Пошел колосок на ниву,
На белую пшеницу.
Уродися на лето
Рожь с овсом, со дикушей, со пшеницей.

Когда девочку подносили к полю, она срывала горсть колосьев, бежала к церкви и бросала их близ нее. Этим действием как бы освящались колосья хлеба. По свидетельству автора сообщения, значение этого обряда понималось исполнителями как отдание чести хлебу[73].

В различных деревнях на троицу еще исполнялись отдельные архаические элементы обрядов. Один из них — коллективное пиршество. Угощением брагой кончался обряд «колосок». У березы иногда совершались церемонии жертвоприношения. Сохранялись остатки поверий о разгуле нечистой силы накануне троицына дня, о греховности завивания березы.