Язычник

Лед подо мной гнулся и потрескивал, когда я шел к широкой черной полынье, посреди нее юлила под ветром маленькая кожаная лодка. Сидя в лодочке, Ная смотрела на меня с укором, плескала в меня водой и взмахами рук звала к себе. Волосы были распущены, их концы намокли и плавали в воде. Я шагнул в обжигающий холод, и ледяные челюсти сомкнулись над моей головой. Олень и черный пес, задыхаясь, бились головами об лед. Они не бросили меня, они подталкивали меня к темной спасительной полынье, и я вынырнул, хватая ртом воздух.

— Керлехин!

Оскальзываясь и падая на хрустком льду, ко мне бежала Диона. Шубка слетела с ее плеч. Она бросилась грудью на лед и, протянув руку, ухватила меня за край свитера. Я хотел оторвать ее руки, но вместо этого подтащил ее по тонкой кромке к полынье, и каждое мое движение затягивало ее в воду. Лед обламывался, едва я пытался опереться на него, и я с головой уходил под воду. Она отползла от проруби и бросила мне шубу. Ухватившись за рукав, я подтянулся и выбрался на твердый край.

Очнулся я от бодрого рева воды. Золотые львиные пасти изливали дымящиеся струи. Диона выволокла меня из бассейна, запихнула в халат, уложила на диван и влила мне сквозь сжатые зубы несколько обжигающих глотков.

— Зачем вы так, Керлехин?

Она сидела рядом, крепко удерживая мою руку. Я разлепил глаза, повернулся к ней, всмотрелся в светлое пятно ее лица. Оно медленно проступило из алого жидкого марева. Эти глаза, и горькие искусанные губы, и страдальчески выгнутые брови не могли лгать. Зубы ее постукивали то ли от холода (рукава ее платья были мокрыми), то ли от пережитого ужаса. Я взял ее руки и, уткнувшись в нежные, душистые ладони, рассказал ей все.

Я видел близко ее огромные темные глаза. В одну ночь ее и мой мир потерял свою устойчивость и грозил обрушиться и похоронить нас под своими обломками, на краю неизвестности она предлагала свою дружбу.

— Я увидела вас из окна кабинета и, если бы случайно не бросила взгляд…

— Случайностей не бывает, Диона…

Она была так близко, что я предательски напрягся, ожидая знака, вернее, проблеска ее женского безумия. Но сегодня она была совершенно добродетельна и бесплотна, как ангел. А может быть, это была гениальная игра, и ей нравилось мучить и примерять маски. Наша взаимная истерика закончилась под утро. Она встала, пошла переодеться. Я напряженно слушал шорох и шелковый шелест в спальне. Она оделась строго, траурно и сразу отдалилась от меня, словно решила соблюдать королевскую дистанцию.

— Мне надо вернуться в кабинет. Прошу вас, пойдемте со мной…

Мы прошли по мраморной, покрытой бесшумным ковром лестнице в кабинет Вараксина.

— В кабинете — ни слова, там наверняка прослушивают.

Я молча кивнул. В кабинете было жарко натоплено и приторно душно. Пахло пороховой гарью, кровью и резким цветочным запахом. Так же пахло в апартаментах Лины, в ее агентстве. На светлом ковре чернело подсохшее пятно крови и обведенный мелом силуэт лежащего тела. Стараясь не наступать на распластанный контур, Диона прошла к черному сейфу, набрала шифр и достала небольшой футляр-шкатулку. В таком могли быть ключи или драгоценности.

— Что там? — спросил я, когда мы оказались вновь в ее комнатах.

— Там ключ. Ключ от «Небесных врат», летающего города.

Она раскрыла футляр, развинтила платиновую тубу. Пусто! Диона растерянно провела пальцами по черному бархату крышки, перевернула тубу.

— Его нет…

— Как он выглядел?

— Это был изумруд особой огранки. В кристалл вписана лазерная шифрограмма.

— «Изумрудные скрижали Гермеса Трисмегиста»? Как у древних египтян?

— Да… Это «царский ключ». Его невозможно подделать. Он не имеет дубликата…

— Значит, похищен?

— Да… Керлехин, все очень серьезно. Всего я не могу объяснить, но мне будет нужна ваша помощь.

На прощание мы договорились как можно меньше общаться на людях. Если ей нужно будет встретиться, она дважды позвонит мне по телефону и будет ждать меня в верхней оранжерее дворца.

Напялив мокрую одежду, я ушел во флигель. Как хотелось мне боготворить эту женщину. Я готов был забыть все, чему был невольным свидетелем, простить ее, придумать тысячи оправданий, чтобы без остатка довериться ей.

Диона не просто оставила меня в живых, этой ночью она подняла из глубин затопленный остров, спасительную землю. Сквозь скорбь и отчаяние я помнил, что в мире есть красота и светлое сострадание. Ради этих проблесков света стоило ежедневно просыпаться, делать что-то, просто жить.

Через два дня хоронили Вараксина. Следствие установило, что около двух часов ночи он застрелился в кабинете, не оставив ни предсмертной записки, ни завещания. Наследницей его империи становилась Диона. Абадор отныне исполнял обязанности генерального директора и распорядителя многочисленных нефтедобывающих кампаний и всех богатств Вараксина.