Язычник [litres]

В судне натужно и глухо работала машина, корпус чуть вибрировал, и еще тише было слышно море, его несмолкаемый шорох в том месте, где океан рассекался металлом – на пограничье, где кончалось искусственное, человеческое и начиналось дикое, безбрежное. Бессонов стал укладываться на другой бок, так что полоска света над дверцей уже не была видна, и сам же себе тихо приговаривал: «Спать, Сёма… спать…» Но явь не отпускала его, и он невольно слушал, как дождь застучал по задней стенке. Незаметно для себя Бессонов всем вниманием ушел в этот звук. Он закрыл глаза, и тогда на самом пороге мучительных снов ему стало мерещиться, что дождь живой теперь и каждая капля в тяжелом стонущем потоке – живая. Она где-то на невообразимой высоте вылуплялась в мир радостным шариком, летела, кувыркалась и вдруг нежданно разбивалась вдребезги.

Бессонов подумал: сон или не сон пришел к нему из нависшей над ним ночи? Но, так и не поняв этого, по-настоящему заснул, и ночь упустила его, он выскользнул из ее объятий, оставив ее темень где-то за горизонтом шумных светлых видений, наполнивших его до краев, так что ему некогда было вспоминать о ней, словно ночь и не существовала вовсе.

Послесловие

Фразу «Автор из Тулы, а его роман – про работяг на Курильских островах», наверное, следовало попридержать. Ясно как божий день: сколько ни расписывай достоинства «Язычника», сколько ни трещи, что роман такой же богатый, как сами Курильские острова, и что именно из таких вот картин маслом – а не из инсталляций – составляется, прости господи, национальное достояние, все равно будет казаться, что это «региональная» проза, которая проходит в «столичную» литературу по квоте. Вранье, нет никакой квоты.

Кунашир, Итуруп, Шикотан – искрящая кромка страны. «На сотни километров благодатной земли, почти субтропики… А море? Самое богатое море здесь во всем Северном полушарии – мне лично профессор-ихтиолог говорил. Называется апвеллинг»; «Дурниной богатство прет, валит ужасом на наши бочки чугунные. Наловить – наловили, дуром, нахрапом, страну прокормить можно, а куда пристроить рыбу, никто не знает, России она не нужна…» До Токио от Курил ближе, чем до Москвы, но населены они русскими – бывшими советскими – людьми, которые живут, доживают и выживают себе при капитализме. Плавают, браконьерствуют, убивают рыбу, продают ее, перерабатывают, выбрасывают; работают, пьют, дерутся, жгут свои дома, влюбляются, отнимают друг у друга имущество. Известные страсти и пороки, все как везде, но в силу географической маргинальности, субтропического почти климата и напряженной сейсмической обстановки – интенсивнее, чем везде, протекающие; это больше, чем любой другой остров, «романное» пространство.

Мы наблюдаем, в течение года примерно, за несколькими героями. Это простые люди простых профессий, сильные и слабые характеры; тридцать лет назад Кузнецова-Тулянина вовлекли бы в свою орбиту те, кого называли деревенщиками. Простые выразительные сцены: рыбу ловят, водку пьют, устраиваются на работу и увольняются. Сюжетное движение скрадывается в стилистической зыби (Кузнецов все время баламутит слова, не позволяет себе в письме штиль), но на самом деле подводное течение здесь есть, и мощное.

Год, описанный в романе, – год катастрофы, год, когда герои теряют все, год ужасной, испепеляющей любви, год убийства, год смертей, год потерянного заработка, год демпинга, год штормов, год землетрясения, год цунами.

Поначалу «Язычник» выглядит составленной из полуновелл, полуэтнографических очерков картиной с нечеткими контурами; но главы – намагниченные, и когда придет время, они сомкнут ряды и сложатся в очень плотный, компактный, пропорциональный, простроченный сплошными швами роман. Мы увидим фреску «Курилы» – где люди и природа вошли в клинч и повторяют движения друг друга; где человек превращает массовое оплодотворение – в гекатомбу, нерестилище – в бойню; где день и ночь происходит колоссальное коловращение насилия, страдания и благодати; где за удачный сезон можно разбогатеть на полжизни и все пропить в неделю, а можно остаться нищим и тоже пить без роздыху, и вся жизнь – после землетрясения, перед цунами.

Дурные, сейсмоактивные Курилы – точная метафора современности; «Язычник» – свежевыжатый, незамаянный роман, которого не коснулись вестернизация, «новейшие тенденции», беллетризация и мифологизирование. Это литература, вскормленная только на отечественной традиции, которая по запаянной трубке передавалась от Толстого к Распутину – и Кузнецову-Тулянину. И традиция эта не сводится к методу, к реализму; в ней главное не «как», а «что» – воссоздание в романе Живой Жизни, психологически полнокровных человеческих характеров в естественно-экстремальных жизненных обстоятельствах.

Лев Данилкин,

написано для журнала «Афиша» в 2007 году

https://www.mann-ivanov-ferber.ru/qr-kod/iazycnik/

Над книгой работали

Руководитель редакционной группы Анна Неплюева