Язычник [litres]

Еще ниже, юго-западнее Сахалина и Курил, в Японском море, на приморском шельфе, работала драга, перерывая гребешковую банку, а мористее – эскадры японских и тайваньских шхун, словно в соревновании, чуть ли не борт о борт, вели ночной лов кальмаров на джиггеры. И в тысяче миль от них, с другой стороны Японии и южнее, на траверзе островка Минамитори, рыбаки выметывали длиннющий многокилометровый тунцеловный ярус. Труд, на который на всей земле способны, наверное, только японцы: не поднимая головы, нанизывать наживку на многие тысячи крючков. А тем же часом у материка, недалеко от Шанхая, два десятка китайских джонок волоклись, но волоклись наперегонки по тьме вод к уловистым отмелям, чтобы поутру выметнуть и свои нехитрые дешевые снастишки в надежде перехватить идущую обильными косяками вдоль берегов к нерестилищам скумбрию.

Если же дать пролететь воображению еще дальше, к экватору и за экватор, если миновать все эти гигантские акватории, населенные японскими, корейскими, китайскими, филиппинскими, индонезийскими рыбаками, ловцами жемчуга и губок, собирателями кораллов и моллюсков, то можно увидеть, как от ярких пристаней Австралии и Новой Зеландии в эти минуты отходили флотилии маленьких быстроходных судов и катеров. С рассветом австралийцы и новозеландцы будут рыскать по океану в поисках стад макрели и тунца. У кого-то за кормой будут тянуться троллы – замаскированные крючковые снасти, а кто-то предпочтет и самую лихую на всем океане рыбалку – на полном ходу судна большими удами тягать из бурлящего моря тяжеленных рыбин, способных развивать скорость торпеды.

На другой стороне океана, живущей вчерашним числом, вчерашний рассвет еле тронул небеса, а чилийские сейнера уже должны были брать первый в этот день улов пеламиды. Севернее же, ближе к экватору, на исходе холодного Перуанского течения, перуанцы и чилийцы забивали кошельковые невода несметными стадами анчоуса: в одном замете до тысячи центнеров. Еще севернее, в Калифорнийском заливе, мексиканцы на лодках выметывали донки на камбалу. А дальше на север, в двухстах милях западнее Сан-Франциско, на палубе мексиканского сейнера команда шкерила глубоководных окуней, раздувшихся и выпучивших глаза от резкого перепада давления при подъеме. И какой-нибудь молодой рыбак удивлялся, зачем же Бог наградил такими прекрасными расцветками рыбу, всю жизнь проводящую в кромешной тьме глубин? На шкерочный стол попадали канареечные окуни, киноварные, оливковые, белобрюхие, черные, голубые. При шкерке этих красивых рыб один укол о спинную колючку может стоить зеваке пальца – яд с колючки сначала вызовет легкое покраснение, ранку начнет саднить, а спустя месяц беспрерывных мучений страдалец сам будет умолять судового пилюлю оттяпать уже ненужную, почти отгнившую фалангу.

Севернее мексиканцев, в Аляскинском заливе, американцы и канадцы ставили глубоководные яруса на палтуса, а ближе к берегу, недалеко от речных устьев, брали нерку и полуцентнерную чавычу, которую американцы называют императорским лососем, а японцы – князем лососей.

Весь океан лежал перед Бессоновым без штормов, он дарил своим нахлебникам ночь покоя от края и до края. А назавтра опять дунет где-нибудь в гнилом углу, потянутся длинные валы с белыми барашками. Где-то в Микронезии завьются спирали тайфуна и пойдут мести через весь океан: кому-то сокрушат все лантухи на палубе; кого-то посадят на камни; повыкидывают на берег десятки джонок, и джонки будут все как одна без команд, а сколько должно быть в этих командах бедолаг – сотня, две? – по китайским меркам все едино; а еще какому-нибудь гиганту замкнут электропроводку своей соленой коварной водицей, и не спасет его гигантизм: пожар на судне в тайфун – особая страсть, особая жуть. Полетит сквозь ураган, затрубит на полпланеты заполошное, уже не имеющее смысла SOS. И только один матросик, в отличие от других мечущихся, спасающихся, все будет правильно делать на полыхающем судне: он забьется на корме в щель за траловой лебедкой и станет выть в ураган, в рев урагана и пожара, не слыша собственного воя и только догадываясь, что все правильно, не сбиваясь, будет орать он в эту бушующую вселенную: «Господи! Будь же милостив ко мне, грешному! Ведь Ты – Бог рыбаков! Ведь Иаков и Иоанн Зеведеевы, и Андрей, брат Симона-Петра, и сам Симон-Пётр были рыбаками!.. Пресвятая Дева Мария! Не отвернись от меня!.. И ты, святая Варвара, покровительница рыбаков, уйми бурю… Я – всего лишь маленький анчоус, пугливый рак-отшельник, водяная блоха перед вами, но ведь я – рыбак…»