Язычники

Он тянется ко мне, и я вздрагиваю, когда он обхватывает своей сильной рукой стекло, торчащее из моего живота. Мои глаза расширяются, когда я понимаю, что он собирается сделать.

— Нет, нет, нет, нет, нет, — вырываюсь я, страх переполняет мое и без того ноющее тело.

Чертовски поздно.

Он хватает стекло и выдергивает его из меня, когда жгучая боль пронзает мой живот.

— ЧЕРТ, — кричу я, и мои глаза наполняются слезами. Стекло отлетает в сторону, разбиваясь вдребезги на широкой подъездной дорожке, но Роман не дает мне ни секунды прийти в себя. Он хватает меня за руку и сильно дергает, подтягивая ближе к разбитой машине и пряча от троих мужчин, которые хотят его смерти.

— Не двигайся, блядь, — снова требует он, запах бензина в воздухе становится сильнее.

Я смотрю в его смертоносные глаза, все еще пытаясь отстраниться от человека, который хочет оборвать мою жизнь.

— Какое это имеет значение? — Я плююсь, высвобождая руку и сдерживая стон, поскольку каждое легкое движение напоминает мне, что я только что попала в автомобильную аварию. — Ты все равно хочешь моей смерти. С таким же успехом я могла бы попытать счастья с этими ребятами.

Роман наклоняется и сжимает мой подбородок своими сильными пальцами, не давая возможности вырваться.

— Ты никуда не пойдешь, — рычит он, безжалостный в своей крепкой хватке. — Ты застрелила моего брата, и подобное дерьмо не останется безнаказанным. Не обольщайся, Шейн, ты умрешь от моей руки, но не таким образом. Я хочу чувствовать, как твои крики разрывают мои барабанные перепонки, когда твоя жизнь медленно ускользает.

— Я этого не делала, — кричу я, кажется, в миллионный раз. — Эта сука в капюшоне застрелила его. Она сказала мне бежать, она хотела, чтобы я ушла, и я сказал ей "нет". Я хотела остаться с ним. Я бы никогда не причинила ему такой боли. Почему ты мне не веришь?

Роман усмехается и оглядывается на троих медленно приближающихся мужчин, наконец отпуская мой подбородок.

— Мой замок — гребаная крепость, Шейн. Никто не войдет и не выйдет без моего ведома. Я знал, что ты чертовски тупая, но я не считал тебя лгуньей.

Ярость пульсирует в моих венах, сама мысль о том, что меня называют лгуньей, действует мне на каждый нерв. Я много кем являюсь, но не лгуньей.

— Я не лгу, — выплевываю я сквозь сжатую челюсть, поднимаясь с прохладной травы, чтобы лучше защитить себя, когда мне следовало бы попытаться убежать. — После всего, через что ты заставил меня пройти, ты действительно думаешь, что я бы сделала что-то подобное? Ты тратишь свое время, преследуя меня, когда должен пытаться найти ее. Ты держал меня взаперти, черт возьми. Если я это сделала, то откуда, черт возьми, взялась эта машина? Где бы я взяла пистолет? Твоя глупость заключается в том, что ты позволяешь ей уйти.

Роман смеется, наблюдая за мной, как за каким-то жалким раненым животным, ковыляющим рядом, которого он собирается пристрелить, просто чтобы положить конец его страданиям. Он встает, не сводя с меня своего презрительного взгляда, пока проверяет свой пистолет. Мы слышим тихие звуки, издаваемые тремя боевиками, подкрадывающимися ближе, и Роман медленно поворачивается, более чем готовый уничтожить их, о пулевом ранении он почти не думает.

Он оглядывается на меня, в его глазах читается безмолвное предупреждение, и просто так он уходит, ускользая в темноту, как смертоносная тень, намеревающаяся воскресить гребаных мертвецов… или, по крайней мере, добавить нескольких человек в их эксклюзивный клуб, предоставив им вечное членство без права возврата.

Тишина заполняет дом, пока у меня кружится голова, потеря крови начинает мешать моему зрению… Или, может быть, это из-за удара головой во время аварии. Я почти уверена, что разорвала старые швы, но какое это имеет значение, когда меня собираются нарезать ломтиками? Я могла бы также помочь процессу.

Тишина становится громче, и с каждой секундой нервы превращаются в мертвый груз, а стойкий запах бензина делает ситуацию намного хуже. С тихим стоном я перекатываюсь на колени и выползаю из-за обломков, отчаянно желая увидеть, что происходит. Роман не сказал мне, кто были эти парни, но если бы мне пришлось выдвинуть предположение, я бы сказала, что это люди его отца. Никто другой не был бы настолько глуп, чтобы прийти сюда и вот так выстрелить в Романа. Хотя я быстро начинаю понимать, что мужчины в этом долбаном мире не часто бывают наделены мозгами.

Все думают, что они лучше других, сильнее, мудрее, свирепее. Они все дураки, полагающие, что у них есть защита Джованни, хотя никто не сравнится с Романом, Маркусом и Леви. Быть одним из людей Джованни — это то же самое, что нарисовать мишень прямо в центре своего лба и расхаживать перед кучкой психопатов, вызывая их на выстрел.

Я замечаю, как Роман проскальзывает в тень кустов, его тело едва различимо в темноте. Он стоит ко мне спиной, но я не сомневаюсь, что он каким-то образом все еще наблюдает, все еще ждет, когда я сделаю глупый шаг, просто чтобы дать ему еще один повод покончить с моей жизнью.