Язык Адама: Как люди создали язык, как язык создал людей

Это верно, но к делу совершенно не относится. Инстинкт — это просто поведение, закрепленное в генах. Муравьи и термиты вынуждены начать делать те вещи, которые они делают (конечно, в несколько более простой и рудиментарной форме), из-за генов, уже имеющихся у них до начала какого-либо взаимодействия генов и поведения, способного вломиться и внезапно сформировать новые сложные виды поведения. Точно так же, как нам приходилось строить грубые временные укрытия из камней и веток задолго до того, как мы смогли возводить прекрасные храмы и шикарные апартаменты. Точно так же, как нам пришлось начать собирать и жевать дикие семена задолго до того, как у нас получилось засеять большие участки земли. Никогда не было такого, чтобы кто-то взял и сказал: «Эй, ребята, охота и собирательство — это полная фигня, не пора ли нам заняться фермерством?»

На самом деле к сельскому хозяйству мы пришли постепенно и достаточно случайно, как и муравьи. Различие лишь в том, что наша способность обучаться новым вещам и передавать это знание другим (способность, основанная исключительно на нашем владении языком, как мы увидим в последних главах этой книги) позволила нам развиваться намного быстрее, чем любым другим видам, — мы способны строить свои ниши без необходимости ожидания очередного поворота колеса обратной связи между генами и поведением. Но, помимо этого, все остальное — мотивация, процесс построения ниш сам по себе и даже, как мы только что убедились, некоторые его результаты — сходно у всех видов, даже настолько различных, как термиты и мы с вами.

Действительно, ритуалы и предметы, создаваемые пчелами или термитами, напоминают построение ниши человеком намного больше, чем раскалывание орехов у шимпанзе или мытье картошки у макак. Соответственно, процесс создания ниши связывает нас более тесно с остальной природой, чем любые заявления о «культуре животных». И верно, если внимательно присмотреться, становится понятно, что те, кто делает такие заявления, — просто человекоцентристы, о которых я говорил в предыдущих главах.

Почему же способность к культуре и научению должна оцениваться настолько высоко? Потому что, помимо нас, ею — весьма ограниченно — обладают только несколько наиболее близких к нам и наиболее похожих на нас видов. Другими словами, те, кто безуспешно ищут проявления «культуры» у других животных, просто пытаются найти у них человеческие черты. Они оценивают их по человеческим критериям. Давайте взглянем правде в глаза — хотя они будут решительно отвергать все обвинения, это просто-напросто перерядившиеся гуманисты-антропоцентристы.

Построение ниш нейтрально. Оно позволяет нам сравнивать поведение разных видов животных, включая и наш собственный, абсолютно объективным и непредвзятым образом. И более того, исследование формирования ниш у человека покажет нам, что это самое гиперразвитие способности научаться новым видам поведения основано на инстинкте — на языковом инстинкте.

Дело в том, что язык — прекрасный пример построения ниши, он возник в связи с определенной нишей и позволяет нам создавать все более и более сложные ниши. Первоначально будучи поведением, повлекшим за собой изменения в генах, он превратился в серию генетических изменений, запускающих новые виды поведения. Язык — это культурная или биологическая особенность? Банальным будет сказать, что и то и другое, но пока ученые на протяжении многих поколений спорили, какой вклад вносит биология, а какой — культура, редко кто пытался понять, как они могли взаимодействовать в течение всего этого времени, приведя в итоге к созданию языка в том виде, который мы имеем сейчас. Это произошло в основном потому, что не было никакой объединяющей теории, ничего, подобного теории ниш, что позволило бы ученым направлять свои усилия в более продуктивное русло.

В действительности формирование ниш оказалось именно такой объединяющей теорией, при помощи которой можно исследовать, как зародился язык. Как я отметил в первой главе, нам необходимо объяснить не только то, почему у нас есть язык, но также и почему у всех остальных видов его нет, и для этого нам нужно вести поиск истоков происхождения языка не среди общих черт у нас и других животных, но среди тех, которые нас от них отличают. И, как я сказал в начале этой главы, должна существовать некая огромная, но скрытая разница между нами и обезьянами. Это различие вряд ли может быть обнаружено в генах, так как они у нас и у них почти идентичны. Гораздо более вероятно, что различия содержатся в нише, или, скорее, нишах, которые были сформированы предками человека, так как они чрезвычайно отличались от ниш обезьян. Поэтому где-нибудь в одной из этих ниш и должно лежать то различие, которое дало нам язык.

В оставшихся главах этой книги мы рассмотрим историю наших предков и то, как они пришли к созданию языка в свете теории формирования ниш. Мы найдем это существенное различие и заодно узнаем еще много новых и увлекательных вещей — связанных не только с языком, но и с процессом становления человека в целом.