Язык до Китежа доведет (СИ)

— Гуси-лебеди? — Мне вдруг припомнился хоздвор Яги и усыпанный белым пухом и перьями птичник. — И что же Баба Яга делает с непослушными детьми?

— Толком не ведаю, но точно что-то гадкое. То ли в печке жарит, то ли сырьём на хлебушку намазывает. А из косточек ихних потом заборы себе городит. Страшные такие, с зубастыми черепушками на кольях.

— Жуть и ужас, — согласился я, посмеиваясь. — А не боишься, что гуси-лебеди и тебя унесут?

Парнишка задумчиво вытер сопливый веснушчатый нос грязным рукавом.

— Не-а, не боюсь. Я же послушный, умный и тру… Трубоблудивый. Так сам дядя Златосвет говорит.

Птицы, сделав последний круг над деревней, потянули к востоку и скрылись вдали. Мы проводили их взглядом и не заметили, как подошёл Мидавэль с лютней под мышкой.

— Звать-то тебя как, послушный и трудолюбивый? — Спросил он, поглаживая Тавию.

— Светозар Владисветович, — гордо отозвался парень, пригладив торчащие в разные стороны соломенные вихры.

— На, держи, — эльф бросил ему блестящую медную монетку. — Гляжу, и впрямь дело своё знаешь: лошадку мою почистил, покормил. Молодец!

От похвалы малолетний конюх засиял почище монеты, подхватил ароматную тачку и шустро скрылся за углом.

А мы погрузились на Тавию и потихоньку двинулись из деревни, выбрав из четырёх дорог ту, что вела на запад, к столице.

Столичный Большак выгодно отличался от Старого Навьего тракта: шире раза в три, хорошо накатан, с водоотводными канавами вдоль обочин и свежевыкрашенными верстовыми столбиками.

Дорога, покинув Зелёную Балку, побежала мимо ухоженных огородов, через поле зеленеющей пшеницы, по цветущему лугу с пасущимися коровами, и наконец, ­нырнула в лес.

Вдыхая неповторимый аромат хвои и прелых листьев, я расслабился и выкинул из головы все мысли. Нет, об опасности не забыл. Просто решать проблемы нужно по мере их поступления, а не портить себе нервы напрасными переживаниями.

На большаке то и дело попадались крестьянские телеги и купеческие возы, группки верховых путешественников и одинокие странники. Сильно разогнаться не получалось, ехали неспешно и осторожно.

В пятом часу солнце пропало, скрывшись в гряде тёмно-свинцовых облаков. Поднялся свежий ветерок.

— Кажется, скоро польёт, и неслабо, — обернулся ко мне Мидавэль. — Мы как, едем дальше, или будем искать место для лагеря?

— Знаешь, я себе уже всю филейную часть отсидел. Да и промокнуть не слишком-то хочется.

— Понял, — кивнул мой спутник, сворачивая с дороги. — Тогда ищем подходящую полянку.

Лошадка, ловко лавирующая между толстыми древесными стволами, внезапно встала, громко фыркнула и тревожно навострила уши, глядя куда-то вглубь леса.

— Кажется, там что-то случилось, — эльф спешился и взялся за лук. — Что-то необычное или опасное. Ты что-нибудь слышишь?

Я тоже спрыгнул на землю, немного прошёлся, разминая ­затёкшие мышцы, затем прислушался.

Лес жил обычной жизнью: посвистывали птицы, назойливо жужжала мошкара, шумел в кронах ветер. Ничего подозрительного, всё как обычно.

— Да. Комары звенят. Сожрут они нас, Мидя. Высосут до последней капли.

— Не Мидя, а Мидавэль. Комаров я тоже слышу, а некоторых даже ощущаю, — он смахнул со лба пирующее насекомое. — Моей лошадке можно доверять. Она зазря предупреждать не станет. Возможно, кому-то там нужна наша помощь. Веди, Тави.

Ох уж эта мне тяга к приключениям!

Мы осторожно двинулась вперёд, в самую чащу. Эльф со своей четвероногой соратницей словно парили над землёй, ступая совершенно бесшумно. Мне же под берцы, как назло, постоянно попадались самые сухие и хрустящие ветки.

— Слышишь? Кто-то плачет! — Остановился вдруг Мидавэль.

Я напряг слух и тоже смог различить звук, напоминающий жалобный детский плач.

— Ребёнок? Откуда он здесь? Неужели и впрямь Гуси-лебеди принесли? Или это ловушка для слишком любопытных путников, вроде нас с тобой?

— Вот сейчас и выясним. Кстати, я бы не сказал, что это детский голос…

С каждым шагом плач звучал всё громче и отчетливее, а человеческих ноток оставалось в нём всё меньше и меньше. Вскоре мы ясно различили надрывное и пронзительное кошачье мяуканье. Я невольно притормозил.

— Вот только этого нам для полного счастья и не хватало. Постой, дружище. Вообще-то я очень люблю животных, но кошачьего ора на дух не переношу.

Эльф покосился на меня и усмехнулся.

— Не скажу, что эти вопли приводят меня в восторг. Но думаю, ни одно животное не станет так надрываться без причины. — Он слегка поморщился. — И чего орать-то?..

— Ну что же, идём, посмотрим.

За густым малинником нам открылась уютная полянка. В самом её центре торчала старая сосна, толстая и корявая. У её подножия, задрав кверху длинные морды, кружком сидели шестеро крупных волков. Со зверским интересом наблюдали они за вопящей на высокой ветке пушистой чёрной кошкой. Кокетливый розовый бантик на шее громкой кисы с головой выдавал её домашнее происхождение.

Это что же, лесные хищники желают подзакусить чьей-то пушистой любимицей?

Стоп, а волки-то знакомые! Даже очень!

— Здорово, орлы! — Весело рявкнул я, словно пьяный медведь ломясь сквозь колючие кусты.