Язык до Китежа доведет (СИ)

Со скрипом выбравшись из машины, я немного размялся, попрыгал, восстановил кровообращение. Стало легче. Сбегал к реке, почистил зубы, умылся, а потом и весь окунулся. Растёрся полотенцем и сразу почувствовал себя другим человеком, готовым к труду, обороне и, разумеется, завтраку.

В этот раз есть, сидя на земле, не пришлось. На высоком берегу, чуть в стороне от паромной пристани, для пассажиров, ожидающих переправы, кто-то заботливо соорудил камышовый навес и вкопал столы с лавочками. Один из этих столиков покрывала сейчас наша самобранка.

Эльф и Ваня тоже успели привести себя в порядок, и теперь сидели на лавке свежие, умытые и причёсанные. Я поспешил присоединиться к честной компании.

Сегодня кошка не особо мудрила, угостив нас простой яичницей и яблочным пирогом с чаем.

Откушав, мы свернули лагерь и двинулись в путь.

Столичный Большак по эту сторону Славуты был широк, гладок и ухожен. Сторожевые посты, торчащие вдоль дороги каждые две-три версты, здесь, в отличие от Старого Навьего тракта, не пустовали. Суровые стражники с полосатыми булавами следили за порядком и, как могли, регулировали движение. Благодаря их стараниям купцы и крестьяне со своими тихоходными возами-телегами придерживались обочины, что позволило нам развить приличную скорость. За пару часов удалось проехать не меньше сотни километров.

— Благодать! Истинная благодать! Эта твоя машина — знатная штука, бодай петух! — Блаженствовал Дурак, развалившись на пассажирском сидении. — Знай, сиди себе, жми торчалки да крути крутилку, а оно и само едет, и тебя везёт! Глядишь, к завтрему и до самого Китежа докатимся!

— Вы же хотели раздобыть себе матрасы! — Напомнила вдруг киса. — Или снова на ветках бока отлёживать будете?

— Ой, правда, бодай петух! — Спохватился Ваня. — На ветках мне не понравилось. Да и эти горбы жуть как мешали, — он сдвинул закрашенное окошко и указал пальцем на выпирающие в салон колёсные арки.

Я согласно кивнул и, заметив хорошо накатанную просёлочную дорогу, уводящую куда-то в поля, свернул. Мидавэль без лишних вопросов последовал за нами.

Попетляв между поросшими редким лесом холмами, просёлок упёрся в высокий частокол. За ним виднелось уютное маленькое село в полтора десятка дворов. Белоснежные хатки-мазанки под золотыми соломенными крышами утопали в сочной зелени садов, на кольях плетней сушились чугунки и сапоги.

Миновав распахнутые ворота с пустующими сторожевыми башенками, мы проехали по короткой безлюдной улочке и попали на крошечную площадь с колодцем-журавлём в центре. Остановились. Осмотрелись. Здесь тоже почти никого не было, если не считать вездесущих кур и одинокого седоусого селянина в широкополой шляпе. Пожёвывая длинную травинку, сидел он на лавочке у плетня и с ленивым любопытством поглядывал на нашу разношёрстную компанию.

— А что, отец, — подошёл к нему Дурак, — Невесты в вашем городе есть?

— Кому и кобыла невеста, — усмехнулся дядька, искоса поглядывая на длинные, собранные в хвост волосы Ивана.

Я кашлянул, скрывая смешок. Бася же не сдержалась и громко захихикала.

Ваня, однако, ничуть не обиделся.

— Как называется ваше весёлое поселение? И где весь народ, забодай меня петух?

— Зовёмся мы Лысым Хутором, — селянин стянул шляпу и почесал обширную, блестящую от пота лысину. — А народ весь там, на опушке. Трудится. Племяш мой, Далисвет, жениться удумал, вот ему хату новую и ставят.

— Хату ставят? Это же то, что надо! — Обрадовался Дурак. — Мидя, пошли, поглядим. Может, разживёмся чем.

Эльф с Ваней ушли. Бася увязалась за ними следом, и на ­площади остались только мы с селянином да Тавия с «уазиком». Ну, и куры тоже.

Дядька неспешно поднялся с лавки и, заложив руки за спину, дважды обошёл «скорую» кругом. Любопытствуя, заглянул в окошки и зеркала, потрогал колёса и «дворники», даже выхлопную трубу подёргал.

— Забавный возок, — заключил он. — Много добра нагрузить можно. И что, неужто и впрямь сам катится, без вола чи коняки?

— Сам, — согласился я. — Волшебный. Вот только ночевать в нём неудобно, жёстко очень. У вас на Лысом Хуторе пару матрасов купить можно? Ну, тюфяков соломенных.

— Тюхвяков нет. И соломы тож, она только к концу лета будет,— подумав, изрёк селянин. — Зато есть мешки да сено. Погодь, сейчас принесу.

По-хозяйски зайдя в ближайший двор, он нырнул в приоткрытые двери сарая и скоро вышел, волоча два огромных мешка-чувала, туго набитых сухой травой.

— Держи. Горловину завяжешь — и спи себе на здоровье. Не хуже перины выйдет.

— Вот спасибо, отец! — Я забросил мешки в салон «скорой» и, порывшись в кошельке, подал дядьке блестящую серебрушку. — Сдачи не надо!

— Благодарствую, — тот с интересом покрутил монету в руках, сунул за широкий пояс и, не проронив больше ни слова, удалился в свою хату.

Чтобы не скучать в одиночестве, я занялся делом: откопал в сумке катушку толстых ниток с иголкой и крупными стежками быстро зашил оба чувала. Разложил на полу, прилёг сверху.

А что, и впрямь неплохие матрасы выходят. Мягкие, удобные, а дочего же ароматные!

— Эгей, молодец, подь-ка сюда! Дело есть! — Селянин высунулся из окна и подмигнул мне.