Язык мой - друг мой

Еще на подъезде к центру города (только там наш длинный кортеж мог развернуться, чтобы проследовать в обратном направлении) Брежнев начал жаловаться на усталость. Сказал, что зря затеяли эту поездку, надо было сразу ехать к поезду. Он спросил: нельзя ли развернуться? Секретарь крайкома, явно волнуясь, стал объяснять, что, поскольку дорога слишком узкая, это можно сделать лишь доехав до памятника, установленного в районе морского порта. Там, на круге, мы потом и развернулись. Брежнев окончательно сник, видно было, что ему не по себе. Сидящий впереди старший адъютант Генсека дал команду ускорить движение, и мы помчались к вокзалу.

От Владивостока до Улан-Батора

Еще до начала автомобильной прогулки Брежнев предложил Форду вновь встретиться в его салон-вагоне для прощальной беседы, пока поезд будет идти к аэродрому. Президент, конечно, согласился. По прибытии на вокзал Форд прошел в свой вагон, Брежнев поднялся в свой и проследовал в спальное купе. Я остался в салоне, где, судя по всему, должна была состояться их прощальная беседа.

Поезд тронулся. Я заметил, что к Брежневу прошел начальник Четвертого Главного управления при Минздраве СССР Е. И. Чазов. Поезд уже давно был на ходу, но никакой команды насчет встречи с Фордом не поступало. Я прошел по коридору мимо спального купе Генсека и увидел такую картину: на постели лежал Брежнев с закрытыми глазами, рядом сидел Чазов. Я не стал задерживаться и вернулся в салон.

Некоторые авторы в своих воспоминаниях утверждают, что именно в тот момент у Генсека случился чуть ли не инсульт. Я об этом доподлинно не знаю и рассказываю лишь о том, что видел. Когда поезд прибыл на военно-воздушную базу, Брежнев появился и проводил Форда до самолета. Выглядел Генсек весьма утомленным, но тем не менее нормально разговаривал с президентом, извинился за то, что не смог с ним, по причине собственной усталости, встретиться в поезде.

В дни визита Форд выходил на улицу в роскошной меховой куртке, которая очень понравилась Брежневу. Перед началом одной из встреч Леонид Ильич даже погладил ее рукой и спросил, какой это мех. Форд ответил, что на куртку пошло три вида меха: волк, ласка и бобер. Брежнев, выражая свое восхищение, даже причмокнул губами. И вот, улетая, Форд, перед тем как подняться по трапу в самолет, снял с себя свою замечательную куртку и протянул ее Брежневу.

— Пусть она напоминает вам о нашей встрече, — сказал президент.

Брежнев расплылся в улыбке и принял подарок.

Этот эпизод был подробно описан в американской прессе. И Форд подвергся серьезной критике со стороны влиятельных защитников дикой природы за то, что вообще позволил себе приобрести такую куртку.

Специальный железнодорожный состав, как я уже говорил, должен был доставить Брежнева в Монголию. Но сразу после отлета президента Форда нам сообщили, что планы изменились: Брежнев, а вместе с ним и все мы, сопровождающие, проведем ночь на территории военно-воздушной базы, в поезде, а на следующий день вылетим на «Ил-62» в Иркутск. Оттуда Генсек со своей командой полетит в Улан-Батор на самолетах «Ту-134», поскольку взлетно-посадочная полоса тамошнего аэропорта громоздкий «Ил-62» принять не может. Все остальные продолжат полет в Москву.

В поезде меня разыскал Александров и сообщил, что срочно нужна запись последней беседы Генсека с президентом. Я объяснил, что сделать запись еще не успел. При этом предложил такой выход: если меня возьмут в Улан-Батор, то там я быстро ее подготовлю. Моя идея Андрею Михайловичу понравилась, и он немедленно отдал соответствующее распоряжение. Так я оказался в столице Монголии.

Визит Брежнева в Монголию прошел успешно. Леонид Ильич провел переговоры, присутствовал на приеме, устроенном в его честь, а также высидел многочасовой концерт мастеров искусств. Выглядел он вполне здоровым.

Увядание…

В 1974 году Брежнев в основном был в приемлемой физической форме — об этом говорят его полеты на Дальний Восток и в Монголию. Короткое недомогание, которое он испытал в конце визита Форда, я тогда расценил как результат чрезмерной усталости. Но уже в следующем году у Брежнева начался процесс явного увядания. Это становилось все более заметным не только тем, кто постоянно общался с ним, но и всем, кто видел его на экранах телевизоров. У него ощутимо ухудшилась речь. Его выступления все труднее было слушать. Он стал реже появляться на людях, хотя наши пропагандисты по-прежнему вещали, что Генсек полон сил и с присущей ему неутомимой энергией руководит партией и государством.