Язык русской эмигрантской прессы (1919-1939)

Несмотря на все красные гонения на религию, уцелевшие церкви полны, а кто боится туда ходить, тот молится у себя на дому. Даже красноармейцы в казармах, скрываясь от взглядов шпионов, ночью укрываются с головой и крестятся под шинелью. Один наш Братчик [член Белого братства. – А. З.] сообщает, как он был в Петербурге, в праздник Казанской Божьей Матери, на службе в Казанском соборе. […] Собор был полон, не протолкаться. На глазах у молящихся слезы. Видно, это зрелище народной веры не понравилось красным. Теперь Казанский собор закрыт и обращен в «антирелигиозный музей» (Голос России. 1932. июль. № 12).

Многие советские граждане, живущие не в глубокой провинции, а в Москве и в Петербурге, до сих пор не получили денег, посланных им [из-за границы родственниками] на Пасху (Руль. 1930. 20 июня. № 2906).

Название Петроград (петроградский), введенное в официальный обиход в 1914 г. вместо германоязычного Петербург в напряженной атмосфере начавшейся Первой Мировой войны,[259] использовалось эмигрантами главным образом в первые послереволюционные годы, хотя следы такого именования тянутся вплоть до начала 1930-х гг.:

В Петрограде и Москве зарегистрировано все «нетрудовое» население: бывшие помещики, чиновники, коммерсанты (Возрождение. 1919. 14 окт. № 87).

Советские газеты сообщают, что по амнистии будут освобождены от 12 до 16 тыс. воров в Москве и Петрограде. Советское правительство решило большую часть этих достойных участников юбилейных празднеств освободить по окончании главных торжеств 7 и 8 ноября (Возрождение. 1927. 6 нояб. № 887).

Голодные беспорядки в Петрограде. Толпа разнесла бывший магазин Елисеева, где продавались по особой цене отборные съестные товары для иностранцев и высших коммунистов (Голос России. 1931. 1 сент. № 2).

Название Ленинград (ленинградский) значительно уступает по частотности имени Петербург (петербургский). Если в момент переименования (в 1924 г.) это новое идеологическое название еще встречало языковой, по преимуществу ироничный, отклик эмигрантов, то в последующем оно часто использовалось как номинативное обозначение; прагматический ореол этого прецедентного имени-урбанонима обычно был негативным.

Вечно бедствием народным

Град был, как и мор и глад…

Бедствием отныне модным

Будет новый «Ленинград» (Огни. 1924. 4 февр. № 5).

В Ленинграде им [французским кооператорам] сообщили, что хлеб продается по карточкам, в размере от одного до двух фунтов на душу. Но когда их там повезли на молочную ферму, напоили хорошим молоком и сказали, что оно продается по 24 коп. за литр, позабыв прибавить: «лишь по особым карточкам для детей привилегированных коммунистов», французы, конечно, догадаться об этом не могли (Руль. 1930. 20 июня. № 2906).