Язык русской эмигрантской прессы (1919-1939)

Напротив, в русском послереволюционном языке происходило последовательное устранение несущих негативные ассоциации прилагательных малый, великий при обозначении народов или национальностей, государственных образований (Великое княжество Финляндское). В СУ обозначения великорусский, великорусы (великороссы), великороссийский, малороссийский, малоросс, малорус, малорусский снабжаются пометами «книжн.(ое) устар.(елое)», «устар.(елое)», «доревол.(юционное)» с идеологическим (противоречащим реальной языковой истории терминов) подтолкованием для слов великоросс, великорусский: «название возникло в Московском государстве на почве великодержавной идеологии, объявлявшей русскую народность “великой” в сравнении с украинской и белорусской» (СУ Т. 1: 244) – и для малоросс, малорусский: «шовинистическое название украинцев» (СУ Т. 2: 130).

В эмигрантской прессе широко использовался термин Прикарпатская (Подкарпатская[266]) Русь, выступающий для эмигрантов важным звеном культурно-преемственной традиции и несущий идею сохранения «русскости» на славянской земле:

Даже славянское отребье, созданное чехами в Прикарпатской Руси для угнетения русского населения, и «украинские сiчевики», – и те с оружием в руках, защищая свои «идеалы», ведут борьбу с венгерскими войсками… (Рус. голос. 1939. 19 марта. № 415).

Борьба за русский язык, за «русскость» – самое характерное явление в общественно-политической жизни того края, который один в целом мире сохранил название Руси, с присоединением географического прилагательного «Подкарпатская» (Возрождение. 1937. 20 нояб. № 4107).

Фрейм исторических и художественно-поэтических аллюзий. Они связаны с историческим прошлым государства, пронизаны фольклорно-поэтическими ассоциациями, которые могут дифференцироваться в эмигрантских группах. Данный фрейм получает воплощение в следующих слотах:

• слот торжественно-риторических, поэтизированных ассоциаций: Святая Русь; сияющая вечной красотой девушка:

…естественное желание русского человека вернуться на Родину и видеть ее обновленной от всякой нечести [нечисти? – А. З.][267] в образе сияющей вечной красотой девушки, имя которой «Святая Русь» (Рус. голос. 1939. 12 марта. № 414).

Раздробленность и идеологическое разномыслие миллионной русской эмиграции не только дало возможность нашему врагу закрепиться на родной земле – на Земле св. [ятой] Руси, но и помогло ему приблизиться к «дверям всего христианского запада»… (Рус. голос. 1939. 5 марта. № 413).

Использование прецедентного имени Русь в риторических контекстах призвано было поддержать эмигрантов духовно и не дать прерваться культурно-психологической нити, которая зачастую составляла единственную душевную и духовную опору эмигранта в зарубежье в надежде возвращения на Родину. Тоска по Родине, милым сердцу местам, русскому языку заключена в неологизме Святорусье, объемлющем все многообразие и глубину эмигрантских ностальгических воспоминаний:

Трудно влиять на такое массовое явление, как язык, но это особенно затруднительно вне родины, вне воздуха, который сам, по старинному выражению, – Святорусьем пахнет (Рус. голос. 1939. 5 марта. № 413).