Язык русской эмигрантской прессы (1919-1939)

Новые формы советского социалистического общежития, морали получают, как правило, негативную интерпретацию.

Знаем мы, что такое ЗАГС, слышали об узаконении абортов, о насаждении разврата, о «пионерах»-доносчиках на собственных родителей. Все это сделано той же революцией (Сигнал. 1938. 15 сент. № 39).

Дружба, товарищество между молодежью отсутствует. Авторитет семьи, старших по возрасту – отсутствует. По газетам, дети отказываются (вынужденно) от родителей (Голос России. 1932. июль. № 12).

Так, понятие «общественная работа» как один из важнейших инструментов воспитания нового человека коллективистского типа в эмигрантской трактовке предстает как отупление сознания:

Как общее правило, каждый советский гражданин, а тем более комсомолец, так завален «общественной» работой, что для себя совершенно не остается времени, что и рассчитано на параличивание мышления… (Голос России. 1932. июль. № 12).

Прилагательное общественный, ставшее чрезвычайно популярным в советском публичном обиходе как прагматический знак новых социальных связей, основанных на отсутствии эксплуатации и коллективистском сознании, получало практически во всех эмигрантских газетах (кроме анархических) негативную прагматическую оценку. Причина этого ясна и коренится не в языковой природе актуализированного термина общественный, а в экстралингвистических факторах (неприятие нового строя), которые и мотивировали вхождение данного прилагательного в семантико-прагматические и ассоциативные сцепления с прилагательными уравнительный, нивелирующий, всеобщий.

24 января в Петербурге, на Выборгской Стороне, большевицкие жандармы (конная милиция) давили безработных, шедших в центр города с требованием открыть для голодающих рабочих общественные столовые (Дни. 1925. 31 янв. № 679).

Попрятались православные, боясь в этот вечер показаться на улицу. Как мыши забились в комнатушках общественных квартир (Рус. голос. 1939. 9 апр. № 418).

Напротив, анархические издания продолжали использовать слова общественный, общественность как знаковые, символические обозначения грядущего строя, в их прагматиконе эти понятия имели, соответственно, позитивные коннотации, входя в ассоциативно-смысловой ряд свободный, не основанный на принуждении и эксплуатации, равноправный:

Хаос, разложение, гибель – таково будущее. И лишь отдельные единицы – цельные, здоровые духом и свободно ищущие – могут быть носителями спасения. Лишь они – спасительные ладьи, ведущие жизнь и душу человечества к гавани грядущей общественности (Анархич. вестник. 1923. № 1).

…махновщина, прежде всего, есть широкое революционное движение рабочих и крестьян, боровшихся за свою социальную независимость и за право общественного экономического самоуправления (Анархич. вестник. 1923. № 2).

Негативную интерпретацию получали многие другие явления социально-политической сферы жизни в СССР: