Язык русской эмигрантской прессы (1919-1939)

(1) Теперь разрыв между интеллигенцией и народом сглажен за счет понижения общего культурного уровня интеллигентных слоев и повышения сознания масс (Дни. 1926. 17 нояб. № 1161).

(2) Я убежден… что мы все, т. е. все интеллигентные русские люди, носим в своих жилах такую смесь национальных кровей, что по признаку географического происхождения нам крайне трудно определить себя, – особенно в вопросах малороссийском и великорусском здесь мы очень просто столкуемся, когда надо будет, да, вероятно, и столковываться не надо будет (Рус. голос. 1939. 19 марта. № 415).

Форма интеллигентский используется в эмигрантской прессе намного реже, причем следует отметить любопытный факт: в «левых» (анархических, социалистических) изданиях она имеет пейоративный оттенок, в монархических (вообще охранительных) – нейтральный, выступая как равноправный эквивалент интеллигентный (в 1 значении). Ср.:

…разрушение… нанесет сокрушительный удар всякого рода ложным тенденциям в анархизме: слащавому пацифизму; интеллигентскому либерализму. (Анархич. вестник. 1923. № 2)

Фронтов наоткрывали множество. […] Фронт беспартийных. Провалился: требуют тайного голосования и права критиковать партийцев. Фронт интеллигентский. Провалился: кроме Сергея Котляревского и Гредескула никто не считает период советской власти «самым счастливым периодом человечества» (Дни. 1925. 30 янв. № 678).

Наконец, вариант интеллигенческий – это неологизм эмигрантского речевого обихода, созданный по активной модели образования прилагательных от иноязычных основ на – ия (интеллигенция) или – нт (интеллигент). Таким образом, в языковом сознании эмигрантов слово интеллигент входило в группу иноязычных основ, от которых закономерно, модельно при помощи нейтрального суффикса – ический образуется слово интеллигенческий.

[В дореволюционное время] «украинское движение» имело исключительно интеллигенческий характер: ни одно украинское газетное издательство не могло просуществовать на свои средства (Рус. голос. 1939. 1–14 янв. № 406).

Можно сделать вывод о сохранении в эмигрантской прессе адъективной модели на – ический, свойственной языку XIX в., и ее пополнении новыми производными.

большевицкий – большевистский

Уже в наши дни высказывалось мнение (впрочем, не документированное цитатами), что эмигранты семантизировали вариативность слов типа большевицкий – большевистский, меньшевицкий – меньшевистский с целью оценочного выражения: большевицкий, меньшевицкий – с негативной окраской, большевистский, меньшевистский – как нейтральные номинации [Денисов 1998: 120, сноска 17]. Наши материалы не подтверждают этого предположения и не свидетельствуют о семантизации суффиксов прилагательных с прагматической целью; практически во всех эмигрантских изданиях (кроме «левых») отрицательная прагматика самих понятий оказывалась достаточной, чтобы «нейтрализовать» семантические оттенки между вариантами. Действительно, частотность лексемы большевистский была в 2 раза выше, чем варианта большевицкий. Количественные пропорции таковы: 66 словосочетаний с большевистский против 30 словосочетаний с большевицкий. Очевидно, разница между формами большевистский и большевицкий в эмигрантском узусе сводилась, судя по нашему корпусу примеров, только к количественным параметрам, не затрагивая семантики форм, точнее – не приводя к их семантической дифференциации. В сводной таблице, показано семантическое распределение данных прилагательных с именами существительными.