Язык цвета. Все о его символике, психологии и истории

Утром 21 января 2017 года розовый цвет выделился ярче, чем когда-либо прежде. Женский марш вывел сотни тысяч женщин на улицы Нью-Йорка, Вашингтона, Чикаго и Лос-Анджелеса. Более мелкие акции прошли в городах по всей стране как в «красных», так и в «синих» штатах[110]. Описывая марш как «вероятно, самую крупную однодневную демонстрацию в истории США»[111], газета Washington Post оценила общее число участников в США в 4,1 миллиона человек, а количество демонстрантов в 30 других странах мира насчитывало сотни тысяч[112]. Многие были одеты в ярко-розовые вязаные или трикотажные шапочки, квадратные углы которых в некоторой степени напоминали кошачьи ушки: их назвали Pussyhat.

Сразу после избрания Дональда Трампа президентом США жительница Гавайев Тереза Шук впервые высказала мысль о необходимости проведения женского марша в знак протеста против унизительной риторики предвыборной кампании, касающейся гендерных и расовых вопросов. Идея нашла отклик: и новички, и ветераны протестного движения объединились, чтобы организовать демонстрацию на следующий день после инаугурации. По мере того как планы обретали форму, художница и дизайнер Джайна Цвейман, восстанавливающаяся после травмы, поняла, что не сможет сама выйти на улицу.

Со сценаристкой Кристой Су они взяли уроки вязания крючком и придумали, как Джейна и другие люди, не имеющие возможности посетить марш, все равно могли бы внести личный вклад: связать море розовых шапочек Pussyhat для участниц марша, чтобы те надели их в холодную погоду[113]. Женщины создали бесплатную, доступную для скачивания выкройку шапки и опубликовали ее в Интернете. Как и предложение Шук о проведении марша, идея Pussyhat получила широкое распространение. Практически на всех новостных фотографиях и видеозаписях, сделанных в тот день, видно, что мечта Цвейман и Су о «розовом море» стала реальностью.

Шапка превратилась в целый феномен по нескольким причинам. Страсти накалились до предела, когда Трамп начал свой президентский срок, подтолкнув огромное количество людей к публичному выражению беспокойства. Простая, сделанная вручную шапка подчеркивает инклюзивность протестов. Название перестало ассоциироваться со словом pussy[114] и превратилось в символ действия. Ее цвет, подобно ярко-розовым сари банды Гулаби, громко и четко говорил о том, что женщины не хотят быть пассивными перед лицом грядущих проблем. Сейчас шапки Pussyhat входят в постоянную экспозицию Музея Виктории и Альберта в Лондоне, а также выставляются в других музеях как физический символ массового движения, объединившего социальные сети XXI века с традиционными ремеслами.

Феномен розового как цвета протеста, как требования перемен, завораживает меня. Взятый на вооружение женщинами и другими людьми, которые традиционно не считаются центрами политической власти, он транслирует идеи не так, как принято. Кажется, что он требует перемен более глубоких, чем смена одного режима на другой: недостаточно свергнуть короля в алом одеянии и поставить вместо него авторитарного правителя в красном галстуке, чтобы изменить существующее положение вещей. Розовый делает громче голоса, рискующие остаться незамеченными или неуслышанными. Достаточно ли у него силы, чтобы достичь прогресса в решении сложных вопросов? Добьется ли он успеха там, где другие цвета потерпели неудачу? Нам придется подождать и посмотреть.

Дизайн шапки Pussyhat, созданный Джайной Цвайман и Кристой Су и доступный для скачивания в виде схемы для вязания, стал основным визуальным символом протеста на «Женском марше» в начале 2017 года.

Миллениальский розовый

Несмотря на все невзгоды и потрясения, дома в области Чинкве-Терре в Лигурии продолжают крепко держаться за скалы и все еще покрыты штукатуркой нежных натуральных розовых тонов. Традиционные кошенильно-розовые оттенки с вкраплениями синего, используемые в текстильном производстве Мексики и Перу, поддерживают непрерывную традицию изготовления ярких тканей, которая длится уже много столетий. И точно так же розовый цвет пенджабских вышивок фулкари на индийском субконтиненте, возможно, был на уме у редактора Vogue Дианы Вриланд, когда она сделала свое знаменитое заявление 1962 года о том, что «розовый – это темно-синий для Индии». Вдали от прожекторов политики и протестов этот цвет сохраняет свечение, он столь же восхитительный, каким был во времена мадам де Помпадур.