Язык в языке. Художественный дискурс и основания лингвоэстетики

Бенвенист также обсуждает важное понятие «иконичности» поэтического знака, до него анализировавшееся Я. Мукаржовским и Ч. Моррисом применительно к эстетическому знаку вообще. Проблема иконичности излагается французским теоретиком в терминах «концептуализма» и «реализма»: «Проблема, которую ставит и решает поэзия, состоит в том, чтобы стать проводником слов из концептуального состояния знаков в реальное состояние икон» (327). Поэтическая коммуникация состоит в «сообщении эмоции, связанной со словами, несущими эту эмоцию и иконизирующими ее» (56). В отличие от обыденного высказывания, где «слова сигнифицируют идею» (55), в поэтическом высказывании «слова иконизируют эмоцию» (55).

В следующем за этим листе данное положение иллюстрируется примером из Бодлера: слово nuit (ночь), будучи «патемой» (в некоторых местах в рукописи эта поэтическая единица называется также «икония», намекая на иконизацию слова), отлична от слова nuit как знака; это различие сказывается в коллокациях этого слова из конкретных стихотворений: nuit оказывается рядом с luit (светится) и c reluit (отсвечивает) в «Цветах зла» – luisant comme ces trous où l’ eau dort dans la nuit … et la rime reluit, или в другом стихотворении из цикла «Соответствия»: clarté (ясность) – vaste comme la nuit et comme la clarté. Одна «патема» (в терминах современной лингвопоэтики мы сказали бы «экспрессема») связывается с другой посредством иконической связи (то есть того, что мы сейчас назвали бы «паронимической аттракцией»). Соседство слов в поэтическом дискурсе создает отличные от обыденного дискурса связи. Слова здесь складываются в одно сверхслово, являющееся поэмой, членящееся и дробящееся не по законам общеязыковой структуры. В одном из листов Бенвенист называет это сверхслово неологическим термином «симпатема», а природу связей отдельных «патем» в «симпатеме» – «патематической» (58).

Понятие «иконизации» также связывается здесь с понятием «эвокации». В поэтическом дискурсе иконические знаки (иконы) носят особенный характер, считает французский теоретик, поскольку они «эвоцируют, или вызывают ассоциации в связи с объектом» (327). Эвокация, по Бенвенисту, объединяет смыслы «магического воздействия» и «психологической ассоциации». Если сущность поэтического сообщения или высказывания – в его иконичности, то сущность поэтической коммуникации – в эвокативности:

У поэта знак выступает как означающее (signifiant), но в то же время как эвоцирующее (évoquant), и это вдвойне эвоцирующее – своим звучанием и своими ассоциациями. Стало быть, в поэзии имеется знак языка, общий для всех говорящих на нем. И имеется тот же знак со свойством эвокации, сразу и на синтагматической оси (в контексте, в котором он возникает), и на парадигматической (ассоциации, к которым он взывает) (118).

В этом месте Бенвенист прибегает к обильной терминологической неологизации, создавая порой диковинные, но необходимые с его точки зрения термины. Так, он рисует две схемы: одна – схема знака в языке, другая – схема иконического знака. Приведем их в более оптимизированном виде по статье [Adam 2012: 50–51]:

Знак в языке соотносится с референтом внешнего мира посредством установленного соотношения означающего и означаемого. В поэтическом языке (и дискурсе) этот знак обретает свойства иконичности и эвокативности и, соответственно, согласуется с первичной эмоцией стихотворения посредством связи инстанций «эвоцирующего» (вызывающего ассоциации) и «эвоцируемого» (вызываемых ассоциаций), а также «иконизирующего» (изображающего по сходству) и «иконизируемого» (изображаемого по сходству). Кроме того, как мы видим, вводится еще одно более загадочное по форме понятие éicasme, образованное, по-видимому (Бенвенист не уточняет сам), от греческого eikon, от которого, в свою очередь, образован европейский корень «икона» (фр. icône). В древнегреческом eikasma – это образный прием, состоящий в уподоблении двух сущностей. Не вполне понятно, что имеет в виду Бенвенист, заменяя принятый термин «икона» (в смысле иконического знака в семиотике), но он явно пытается назвать «поэтический знак» своим термином, отличным от уже общепринятых. «Эйкасма», таким образом, – поэтический аналог знака в языке. В остальных местах рукописи этот термин не используется, оставшись своего рода экспериментом в неологизации.