Язык в языке. Художественный дискурс и основания лингвоэстетики

поэтический язык должен рассматриваться в самом себе и для себя. Он обладает иным способом сигнификации, чем язык повседневный, и должен получить отдельный аппарат определений. Он требует другой лингвистики (303);

анализ поэтического языка требует во всем объеме лингвистической области особых категорий (319).

Ссылаясь на статью Р. О. Якобсона и К. Леви-Стросса о «Кошках» Бодлера и во многом вдохновляясь их подходом, Бенвенист, однако, предлагает другую программу изучения поэтического текста.

Теория поэтического языка пока еще не существует. Настоящее исследование ставит себе целью ускорить пришествие этой теории (210).

Подход к поэтическому языку на чисто дескриптивных основаниях критикуется им: «До сих пор существовал лишь описательный анализ стихотворения» (354). Ему противопоставляется исследование «модуса функционирования поэтического языка» (354). В разделе, названном «Разница подходов», четко ставятся в оппозицию дескрипция, демонтаж стихотворного текста «в качестве объекта» (методика Якобсона и Леви-Стросса) и совершенно другой подход, который «стремился бы добраться до глубинной структуры поэтического универсума, выявляя характерный набор образов в их сочленении» (81). В сущности, здесь предлагается программа, сходная с «глубинной семиотикой» в русской филологической традиции (см. о ней в предыдущей главе наст. раб.), только на структуралистских основаниях.

Хорошо известно, что Э. Бенвенист является автором одной из первых в лингвистике теорий «дискурса», наряду с американским лингвистом З. Харрисом. В своем поэтологическом труде он ставит проблему поэзии как особого дискурса:

Стихотворение – это особое высказывание. Оно формирует уникальный дискурс, состоящий из слов, соединяемых в нем в первый и единственный раз (272).

В следующем листе эта мысль развивается: достаточно четко различается «поэтический дискурс» как «реализация» и «поэтический язык» как «язык эмоции»:

Сама природа поэтического языка – языка эмоции – позволяет реализации поэтического дискурса принимать модальности, совершенно не свойственные артикуляциям дискурса в обыденном языке (273).

Дискурсивная установка здесь столь очевидна, что Бенвенист порой даже не противопоставляет термины langue и langage, зато очень строго разграничивает «прозаический дискурс» (то есть нарративный) и «поэтический дискурс» (то есть стихотворный). Он противопоставляет знак и дискурс в тех же терминах, что в его концепции «семиотического» как знакового и «семантического» как дискурсивного планов языка:

Тот факт, что поэтический язык не имеет денотации, предполагает, что проблема здесь стоит не на уровне знака, а на уровне целого дискурса, а точнее на уровне функционирования стихотворения в качестве реализации определенного акта поэтического языка. Именно целый дискурс раскрывает природу языка, в котором он разворачивается (253).

Стало быть, действие поэтического дискурса определяет характер языка поэзии в его отличии от языка быта.

В последней цитате из Бенвениста возникает понятие «денотации». Одна из проблем, решаемых им, – природа поэтической референции. В разделе исследования, озаглавленном «Структура поэтического дискурса», эта проблема ставится во главу угла лингвопоэтического анализа. Фундаментальный аспект поэтического дискурса состоит в том, что