— Это подтверждается тем, что еще никто не мог нас остановить.
— Дело в том, что народ Пао не признает вашей власти. А без этого вам не стать Панархом.
— Мы не собираемся вмешиваться во внутренние дела паонитов, пока они не идут вразрез с нашими интересами, пока удовлетворяются наши нужды.
— То есть текниканты должны будут и дальше поставлять вам технику и оружие?
— Естественно. Не все ли им равно, кто приобретает их товар?
— А кто будет делать заказы, объяснять, что именно вам требуется?
— Мы сами.
— Каким образом? Вы не говорите на их языке, они не знают вашего, а мы — переводчики отказываемся подчиняться вам.
— Это означает, что только вы, когианты способны управлять Пао? — рассмеялся Маршал.
— Я этого не говорил, а только пытался вам доказать, что вы не можете встать у власти, не имея возможности общаться со своими подданными.
— Это не имеет большого значения. Мы немного знаем Пастич — этого достаточно. Скоро мы освоим его лучше и научим наших детей.
Тогда заговорил Беран:
— Я предлагаю другое. Пускай они уничтожат столько паонитов, сколько пожелают. Это будут те, кто окажет им сопротивление. Таким образом, они лишатся переводчиков и не смогут общаться с народом.
— Время сотрет и эту проблему.
— Согласен, но пока на Пао не будет единого языка, вы править не сможете.
— Тогда весь Пао должен заговорить на Пастиче! — закричал Маршал. — Я приказываю, чтобы каждый выучил его!
— А что теперь — пока его выучили далеко не все? — поинтересовался Финистайл.
— Пускай события идут своим чередом. Но потом вы признаете мою власть?
Беран усмехнулся:
— Несомненно. А сейчас я прикажу, чтобы каждый ребенок на Пао начал изучать Пастич.
Карбоне пристально посмотрел на него.
— Что ж, пока ты послушен, можешь оставаться Панархом и восседать в Черном Кресле. — Он склонил голову и вышел из павильона.
Беран тяжело вздохнул:
— Я пошел на компромисс, но сделал это ради претворения в жизнь моих планов. — Он встал, и они с Финистайлом подошли к высокому окну. Беран продолжал: — Пастич — это смесь многих языков. Это универсальный язык. Через двадцать лет на нем заговорят все, и он изменит прежний образ мышления. Что будет с Пао?
Беран с Финистайлом смотрели в ночь и размышляли.
Повести, рассказы
Телек
1
Гескамп и Шорн стояли на краю предназначенной для телеков арены, которую оба считали нелепой прихотью. Они были одни. Тишина нарушалась лишь звуками их голосов. Печально сияло заходящее солнце. Справа и слева высились поросшие лесом холмы. Далеко на западе на фоне неба вырисовывались очертания Трэна.
Гескамп указал на восток, в сторону Сванскомской долины.
— Я родился вон там, где ряды тополей. В прежние времена я неплохо знал долину. — Он на миг задумался. — Не по душе мне эти перемены. Все знакомое стирается с лица земли.
Он опять указал рукой;
— У того ручья был огород Пима и старый каменный амбар. А там, где дубовая роща, была деревня Кобент — можете себе представить? А у Помг Пойнт реку пересекал старый акведук. Всего шесть месяцев назад! Кажется, прошло сто лет.
Намереваясь задать деликатный вопрос, Шорн соображал, как получше воспользоваться ностальгией Гескампа по невозвратному прошлому. Он не ожидал, что этот крупный, с резкими чертами лица человек так сентиментален.
— Да, теперь, конечно, ничего прежнего не осталось.
— Ничего. Всюду порядок и чистота, как в парке. Но в прежние времена мне тут больше нравилось. А теперь — ухоженная пустыня, и больше ничего. — Гескамп, подняв брови, взглянул на Шорна: — Знаете, фермеры и сельские жители считают меня чуть ли не главным виновником их бед. Потому что я руководил, я отдавал приказы.
— Кидаются на того, кто ближе.
— Я просто зарабатываю деньги. Я пытался сделать для них что-нибудь, но все бесполезно: нет никого упрямее телеков. Разровнять долину, построить стадион — в самый короткий срок, чтобы поспеть к их бесовскому сборищу. Я говорил им: почему бы не построить комплекс в Мисмарчской долине? Там кругом одни горы. Разве что пастухи будут потревожены. Не надо уничтожать фермы и огороды, не надо сносить деревни.
— И что они ответили?
— Я говорил с Форенсом Ноллинрудом, знаете его?
— Видел. Он из их комитета связи. Молодой, высокий такой.
— Молодые хуже всех. Он спросил: «Разве мы вам дали мало денег? Заплатите им получше и избавьтесь от них. Мы хотим иметь стадион именно в Сванскомской долине». И вот, — Гескамп взмахнул рукой, — я прихожу сюда со своими машинами и людьми и мы беремся за работу. У тех, кто прожил здесь всю жизнь, выбора не осталось: они взяли деньги и ушли. Иначе в одно прекрасное утро, выглянув за дверь, они увидели бы полярные льды или лунные горы, — такие шутки в духе телеков.
— Странные истории рассказывают, — согласился Шорн.
Гескамп показал на дубовую рощу. В косых лучах заката тень на противоположной стороне стадиона повторила его движение.