Языковая структура

Другим доказательством первичности для оптатива значения абстрактной возможности является то обстоятельство, что для выражения желания имеется в греческом языке еще целых два наклонения – конъюнктив и императив, которые выражают это желание гораздо более прямым и непосредственным образом. Зачем же тут было бы еще третье наклонение все того же желания? Ясно, что значение желания является для оптатива и не первичным, а вторичным, и что в этом своем вторичном значении оптатив должен сохранять, хотя бы в виде оттенка, свое первичное значение абстрактной возможности или произвольного предположения.

Это не значит, что такая возможность всегда фиктивна. Наоборот, она часто оказывается вполне реальной. Но реальность эта зависит уже не от нее самой, а от того контекста, в котором употреблен выражающий ее оптатив. Теоретически рассуждая, она может быть как угодно близка к действительности, но это нисколько не значит, что она уже сама по себе указывает на необходимость реального перехода к этой действительности.

Такая абстрактная возможность и есть сущность греческого оптатива. Очевидно, оптатив тоже не говорит о реальном возникновении какого-нибудь действия из данной теоретической возможности, вовсе не повествует нам ни о каком фактическом сдвиге, ни о какой фактической необходимости развития одного действия из другого, ни о каком наступлении действия, а только о произвольном предположении или допущении. Поэтому греческий оптатив есть тоже тот модус, который мы должны назвать статическим.

Само собою разумеется, не только оптатив, но и вообще никакая грамматическая форма никогда не обладает каким-нибудь одним абсолютно неподвижным значением. Общее значение грамматической формы есть только принцип для бесконечно разнообразных вариаций этого значения, то удаляющих данную грамматическую форму от ее основного грамматического значения и даже делающих ее семантически неузнаваемой, то приближающих ее к основному значению. Греческий оптатив, вообще говоря, есть выражение абстрактной возможности или мыслимости, произвольного допущения. Но эту абстрактную возможность в зависимости от контекста необходимо понимать то более абстрактно, то менее абстрактно, то более потенциально, то менее потенциально.

Например, в протасисе потенциальной формы условного предложения оптатив выражает только абстрактное предположение, только простую мыслимость действия, в то время как аподосис того же предложения, содержащий обычно оптатив с an, свидетельствует уже о выведенной, т.е. так или иначе обоснованной или обусловленной возможности. В протасисе условного периода абстрактно-предположительное значение оптатива яснее всего. Но ниже мы увидим, что этот оптатив произвольного допущения употребляется и в других придаточных предложениях (в относительных и временных). Нередок он и в независимых предложениях, где имеет разные оттенки в зависимости от контекста. Так, у Гомера в Od. III 231 читаем: «Бог, если только захочет, может и издали спасти человека». «Может спасти» – здесь opt. aor. Это – оптатив простого предположения или допущения. И таких мест у Гомера немало. Мы называем такой оптатив hypotheticus.

Уступительный оптатив тоже все еще очень абстрактен и тоже говорит только о предположении, которому к тому же противополагается нечто более реальное. Однако с уступительным оптативом мы уже входим в гораздо более конкретную область, когда произвольное предположение получает некоторый оттенок желательности. Уступление – это поблекшее и потускневшее желание. Конечно, главное место его употребления – это уступительные придаточные предложения определенного (именного оптативного) типа. Но опять-таки, его не чужды и другие придаточные предложения. Как мы увидим ниже, оттенок уступительности может присутствовать и во временных, и в причинных придаточных предложениях. Нередок он и в независимых предложениях. Так, у Гомера, Od. I 402, одни из женихов в контексте рассуждения о возможных царях на Итаке обращается к Телемаху с такими словами: «Правда, ты (пока) сам владеешь имуществом и царствуешь в своем доме». «Владеешь» и «царствуешь» тут Opt. Praes. Эвримах здесь как бы соглашается на фактическую власть Телемаха, признавая, что, несмотря на эту власть, на Итаке возможны и другие правители. Это – opt. concessivus.

Оптатив желания вводит нас в еще более конкретную схему, так как это нечто гораздо большее, чем простое согласие и простое присоединение. Этот opt. desiderativus уже относится к сфере более или менее активного желания. Допускаемое и предполагаемое выражается здесь как желаемое.