Языковеды, востоковеды, историки

А если об этом не знать? Один случай меня поразил. Однажды я привел в качестве курьеза слова Ломтева о ничего не означающем выстреле на улице в разговоре с доцентом Института лингвистики РГГУ Л. Л. Федоровой. Через некоторое время (2004 г.) вышло в свет ее учебное пособие «Семиотика». И там она, говоря об организации знаковых систем, пишет (стр. 114): «Иллюстрируя данный принцип – установления оппозитивных отношений – профессор Т. П. Ломтев приводил такой пример: “Просто выстрел на улице ничего не означает. А выстрел стартера противопоставлен его отсутствию”. И в примечании: «Автор благодарен В. М. Алпатову за пример». Я почувствовал, что был несправедлив к давно умершему Тимофею Петровичу. Он, конечно, выразился неаккуратно: выстрел на улице может значить очень многое, только в другом смысле, чем выстрел стартера. Но студенты заметили лишь эту неаккуратность, не оценив серьезную суть сказанного.

В последние годы обратили внимание и на, казалось бы, совсем уж устаревшие работы Ломтева ранних лет. Английский специалист К. Брандист, известный исследованиями по М. М. Бахтину и В. Н. Волошинову, серьезно занялся марксистскими концепциями языка в СССР и в том числе Ломтевым. Он начал поиски архива ученого, что у нас не делал никто, в том числе открыл и впервые опубликовал его воронежский диплом (ставший основанием для поступления в аспирантуру), в котором уже обсуждаются проблемы марксистской лингвистики. Английский исследователь особо отмечает то, что молодой Ломтев анализирует тогда только вышедшую книгу В. Н. Волошинова «Марксизм и философия языка», теперь за рубежом очень известную, и приходит к выводу, что Ломтев критикует ее основательно. Так что Ломтев, оказывается, не забыт и вызывает интерес больше, чем многие его лучше владевшие литературными нормами современники.

Безусловно, его личность неоднозначна. Одаренность от природы и так и не преодоленные пробелы в образовании (не могу не сравнить Ломтева со своим отцом, у которого они меньше ощущались, может быть, потому, что отец был на три года старше и успел-таки поучиться в гимназии). Стремление к философским высотам и неумение разобраться в элементарных вещах (Карнап и дерзский). Система, ставившая и нередко решавшая великие задачи и не умевшая справляться с гораздо более простыми, способствовала появлению ученых такого типа. Ломтев был, может быть, самым советским из известных мне лингвистов. Из лучших побуждений он мог устроить научный погром и добиться увольнения А. М. Селищева, который потом не питал к нему зла. Но было что-то трогательное и искреннее, когда он с увлечением рисовал на доске таблицы дифференциальных признаков или с упоением и гордостью произносил красивые слова денотат, исчисление или семиотика.

Мудрый директор (Б. Г. Гафуров)

Академик Бободжан Гафурович Гафуров (1908–1977) был моим начальником девять лет, с 1968 по 1977 гг. Он занимал пост директора Института востоковедения АН СССР, а я был в этом институте аспирантом, а затем младшим научным сотрудником. При такой разнице в положении я, конечно, не принадлежал к числу людей, близко его знавших. Разговаривал с Гафуровым я один раз. Видел я его в основном издали, главным образом в знаменитом актовом зале в Армянском переулке, где когда-то играл театр «Габима»; Гафуров сидел в президиуме, а я где-нибудь в дальнем ряду. Но личностью он был настолько интересной, что хочется о нем рассказать.

В институте Бободжан Гафурович появился неожиданно для всех летом 1956 г., прямо с должности первого секретаря ЦК Коммунистической партии Таджикистана. Я не буду ничего говорить о его многолетней деятельности в этой республике: знаю ее лишь по слухам в годы его директорства и позже, а слухи ходили разные и зачастую противоречивые. Но, безусловно, этот человек прошел большую школу руководителя, и это чувствовалось.