– Ты герой, Лиззи, – сказала она. – Я не знаю, как бы я жила, если бы не верила в Бога. Было бы очень неинтересно и скучно. Ты просто не видела православного храма, не читала святых Отцов и не знаешь смысла. А еще я не знаю, как тогда было бы ждать брата, когда он у тебя ведь был боевой офицер где-то в Виргинии, если не верить в Бога. И он не верит. Наверное, с ума сойти. А так он у тебя православный воин, а не просто так. Даже если и погибнет.
Элизабет присела к столу. Невольно взяла книгу в руки, положила. Она слышала, но никогда не видела этой книги. В доме отца ее не было и не могло быть. Наверное, там были собраны в его библиотеке все философы и материалисты мира. Она провела ладонью по переплету и убрала книгу на место. Синяя, с серебристым тиснением. Синяя, как синяя форма северян-янки тогда. Как ее синее платье теперь. Наверное, в такие моменты становится неважно, кто прав и кто виноват. И чья обида больше. Или же чья правда вернее. Сейчас, когда эта такая красивая и милая Нелл, о чем-то задумавшись или что-то вспомнив, смотрит за окно, и ты понимаешь – у каждого ведь была своя боль. И с той, и с другой стороны – все равно.
– Но он вернулся, правда? – тихо сказала она. Мэдилин ведь упомянула в разговоре своих детей, и Элизабет уже знала. – Хорошо, что все хорошо кончается, Нелл. Но на войне как на войне. Наверное, жалко всех. Но всех не пожалеешь.
– Вот поэтому, если Бога нет, то, чтобы жить в этом мире, конечно, надо быть только законченным эгоистом, потому что всех не пожалеешь. Но Бог жалеет всех.
– Может быть, – просто сказала Элизабет. – Но что уже Югу с этой жалости? Все равно ведь, как есть – так есть.
– Ты не поняла, Лиз, – вздохнула Хелен. – Пойдем, я покажу лучше тебе, как у нас в саду. И наших лошадей.
– Пошли, – улыбнулась та. – Лошади – это такая красота.
Они подружились и скоро стали уже словно сестры. Хелен поняла, что ей порой все-таки так не хватало Уинаки. А Элизабет – ее младшей сестрички Кэролайн. Когда-то было детство. Когда-то много чего было. А потом началась война между Севером и Югом. Но теперь ни Севера, ни Юга больше не было. Осталась только память. Память, которая у этих двух девушек все-таки не стала злопомнением друг на друга. Получилась дружба.
А потом Хелен как-то самим собой увлекла свою новую подругу зайти в храм. Просто шли мимо по поселку, и она предложила, словно бы неожиданным и случайным порывом. И Элизабет, зажигая свечу перед иконой Пресвятой Богородицы, невольно подумала, как это она столько жила и не знала, что есть такая красота и такая тишина, как здесь, в православном храме…
А Лиза еще не знает. Лиза еще не знает всего:
–
III
«Предварившия утро, яже о Марии, и обретшия камень, отвален от гроба…»[225]
Никто не знает этой тайны, почему под рубашкой начинает вдруг носиться однажды православный крест. Каждому – свое, у каждого – свое. Элизабет не знала. Может быть, это они тогда с Хелен зашли в храм. Может быть, это она взяла и почитала книгу Иоанна Златоуста. А может быть, просто все становилось так просто и понятно, кто это – женщина, и кто она такая в этом мире: