Ибо крепка, как смерть, любовь… или В бизоновых травах прерий

«Если верно, что возвратимся в Небесное Отечество, то «вскую прискорбна еси, душе моя»? Ибо безмерное сокрушение сердца о чем-либо чувственном омрачает и возмущает ум. Оно изгоняет из души чистую молитву и умиление, а отсюда жестокость и нечувствие. Если будет тревожить тебя уныние, не падай духом, но помолись Господу да подаст тебе терпение. По молитве же сядь и, собрав помыслы свои, утешай псаломски душу свою. Скажи: «Чего расслабла ты, «душе моя»? Не всегда ведь жить нам в мире этом? Послушай, что говорил Пророк: «пресельник аз есмь на земли, и пришлец, якоже вси отцы мои» (Пс. 38, 13). Преселимся и мы с тобою, когда это будет угодно Богу».

Симеон Новый Богослов, Ефрем.

Псалтирь в святоотеческом изъяснении

«Аллилуиа…», – вздохнул Натаниэль. Пусть. Пусть Сколкз решает, как хочет. Ему-то самому что? У него другая забота. У него вот эта печаль и вот эта зеленая трава. И вот этот мир, вот эта тишина, что натянутой струной ведь словно в той же мольбе сейчас вместе с ним и за него: «Веровах, темже возглаголах, аз же смирихся зело…» (Пс.115:1)[219] Веровах, темже возглаголах…

«Нужно «веровать» Божиим обетованиям, подобно Аврааму; он не исследовал дело обыкновенным порядком человеческим, но взирал на силу Обещавшего, и этим особенно прославил Бога. Верующего никакое несчастье не может повергнуть в отчаяние. «Смирихся» не просто, но «зело»: ибо всякий обладающий знаниями должен быть и наиболее знающим человеческую немощь. Знай, что «смирение» есть не что иное, как чтоб всех людей почитать лучшими себя. Твердо содержи в уме своем, что ты виновен во многих грехах. Не воздавай злом на зло, ни оскорблением за оскорбление; ибо этим смиряет тебя Сам Господь, видя, что ты не смиряешься сам собою. Будь готов при всяком обличительном слове говорить: прости мне; потому что такое смиренное прошение расстраивает все козни диавола»[220].

Сколкз все-таки швырнул Натаниэлю его оружие:

– Забирай. И исчезни отсюда. Пока я не передумал.

Лэйс мгновение стоял. Понял.

– Я буду всегда помнить, Сколкз.

Сколкз смотрел на речную излучину. Услышал, как прошелестела трава под удаляющимися шагами, как глухо простучали куда-то прочь копыта. Он знал, что возненавидит Натаниэля теперь еще больше. Но сейчас Сколкз Крылатый Сокол поступил как поступил. Подошел к своему мустангу, погладил его по носу:

– Ты, конечно же, не понял меня, Быстрокрылый. Но он друг дакотов, хотя у него и светлая кожа. Я должен был так поступить. Я должен был поступить не по ненависти, но по справедливости.

Он возненавидит Маленького Сына Волка теперь еще больше. Но все-таки это будет потом. А сейчас было неважно. А сейчас он стоял среди зеленой травы, и желтый песок горел в солнечных лучах на другом и на этом берегу, золотистый песок и зеленая трава…

IV

Тень встречного всадника легла поперек дороги. Наверное, слишком много встреч. Слишком много приключений. Но сейчас это была хорошая встреча. Синяя Стрела.

– Куда же ты держишь путь-дорогу, мой бледнолицый брат?

– Домой, в землю, которая называется Висконсин, – сказал Лэйс.

– А твое имя?

– Натаниэль Лэйс. Но дакота иногда называют меня Маленький Сын Волка. Шон Маинганс.

– Но как тебя зовут твои друзья? – заметил Синяя Стрела.

– По-всякому, – улыбнулся Лэйс. – Нат, Натаниэль, Тэн, Натти. Нафанаил.

Синяя Стрела помолчал:

– Ты ведь, наверное, вырос в прериях, – заметил наконец он. – А еще ты храбрый и честный воин. Оставайся с нами. Нам нужны воины.