Сколкз. Снова Сколкз. Наверное, только в такие моменты по-настоящему и понимаешь, что же это такое означает на самом деле:
– Что же ты, не думаешь стрелять? – заметил он. – Но чего тогда ждешь?
– Я не мог стрелять из-за спины. Это была бы подлость. А потом, это ведь слишком простая гибель, – насмешливо улыбнулся он. – Мне все-таки нужна месть, Маленький Сын Волка.
– Дакота не пытают своих пленников, – спокойно сказал Натаниэль, но и все-таки невольно отступил назад.
Это ведь все равно не представить тогда всю боль. Сколько боли было в его жизни, в его жизни обычного висконсинского мальчишки и потом того боевого капитана, отделавшегося во всей войне Севера и Юга ведь всего лишь пустяковым ранением и царапинами? Сколько боли было в его жизни, но сколько ее будет, той, которую он должен будет вынести? Натаниэль удержал вздох. Все равно. Сколько бы ее ни было – но будет столько, сколько он вынесет. Не больше. Господь все знает и Господь рядом. Боль – она все равно одна и та же боль, и великая, и малая. Просто молчать. Все закончится. Все ведь закончится, сколько бы этой боли и ни было.
– Куда ты, Маленький Сын Волка, – усмехнулся Сколкз. – Не думай, огня и железа не будет. Моему отмщению хватит и вот этого, чтобы ты знал, чей нож и чья рука. Теперь ты знаешь.
Натаниэль посмотрел на реку. Зеленая трава, прозрачная вода и блики солнечного света. И цена всей его жизни вот так внезапно вдруг всего в одном мгновении.
– Сколкз Крылатый Сокол, – зазвенел его голос, – ну, что тебе стоит. Оставь мне жизнь!
Сколкз с недоумением посмотрел на него. Казалось, нельзя было произнести этих слов и вместе с тем остаться прежним, равнодушным и бестрепетным капитаном. Но Натаниэль оставался. Всегда оставался. Наверное, у него ведь просто был всегда вот этот ровный, спокойный свет во взгляде и было вот это умение молча и ровно принимать своим сердцем любую боль, любое событие и любую данность. Как сейчас он ведь и примет всякий его ответ.
– Нет, Маленький Сын Волка.
Он и не надеялся. И все-таки…