Ибо не ведают, что творят

«Я люблю прозу Ю.Аракчеева, мне нравится та серьезность, с которой неизменно относится к своему делу молодой писатель, и та писательская и человеческая отвага, с какой берется он за решение самых сложных «человековедческих» проблем в своих повестях и рассказах. Вещи его всегда неожиданны, всегда неординарны по взгляду на жизнь, всегда отличаются редкостной, почти исповедальной честностью и прямотой в изображении самых непростых и сокровенных движений человеческой души, открываемых автором – это всегда чувствуется – не только через наблюдение над другими, но и через углубленный и бескомпромиссный самоанализ…»

Так начиналась рецензия, и теперь я не могу читать без содрогания эти строки потому особенно, что они не просто комплиментарны, а точно выражают суть моего отношения к литературному труду. И потому заранее настраивают читателя рецензии на то, что дальнейшее будет не только вполне объективным и компетентным, но и, конечно, доброжелательным по отношению к автору рецензируемой повести. Но что же дальше?

«Все эти качества присутствуют и в новой повести Ю.Аракчеева «Мы одной крови…», – повести уже открыто исповедальной, автобиографической, написанной от собственного лица и в большой степени посвященной именно самонаблюдению и самоанализу. И все же, как ни грустно мне это констатировать, я должен сказать, что новая повесть Ю.Аракчеева не показалась мне удачной. И особенно трудно мне ее представить в той серии «Человек среди людей», для которой она предложена».

И далее постепенно, как бы крадучись, Рецензент в сущности не оставляет камня на камне от повести, приняв ее вовсе не за какую-то «элегию» о Родине, России, людях ее, о безжалостности и бездуховности «советской» власти и о всем том, что, как я думал, явно же видно сразу… А – за пошленькую исповедь, недостойную «серьезного писателя», который постыдно пытается искать «укромные уголки» в здании Ростовского Кремля, чтобы уединиться с Ниной – «как понимал он, что Нина малоразвита, примитивна, вообще ему «не пара», но желание остаться с ней где-нибудь «в укромном уголке» было сильнее, и как, оказавшись в очередной раз в «укромном уголке» или наедине, чувствовал он слишком мало общности с этой девицей и вожделенная «свежесть желаний» покидала его, и как в конце концов ретировался из Ростова, даже, кажется, не простившись с Ниной»…