Ибсен. Путь художника

Действие открывается образцом поэтического искусства Фалька — песней о скоротечности человеческого бытия: лови момент, наслаждайся жизнью! Песня отражает легкомыслие Фалька. Но есть в нем и здравый смысл — ведь способен же он назвать такой гедонизм безыдейным. Это значит, что Фальк стремится к чему-то иному, чему-то более важному. В то же время герой пребывает в состоянии тупой лени и не может сочинить ничего существенного. Он ощущает потребность найти другую тему для своих стихов и поэтому молит Бога о великой скорби.

Чуть позже выясняются намерения Фалька. Он видит в Сванхильд посланницу небес, призванную одарить его поэтическим вдохновением. Герой замечает существующий в душе девушки разлад между идеалом и банальной действительностью, и ее мечтания о высоком он хочет использовать в своем творчестве. Сванхильд наставляет Фалька, указывая, что это не решит его проблему: творить живую поэзию можно лишь в том случае, если питаешь ее своими собственными переживаниями. Девушка обвиняет его в конформизме. В конце первого действия Фальк осознает смысл ее слов о личном вкладе в поэзию, которая вовсе не похожа на «бумажные» стишки, отражающие к тому же чужой, а не собственный жизненный опыт. Поэзия для Фалька становится действием, конкретным действием.

Действие второе: конфликт обостряется.

Во втором действии Фальк применяет свое новое мировоззрение на практике. В «чайной речи» он ополчается на «толпу», в результате чего представители этой самой «толпы», соседи по пансионату, в свою очередь ополчаются на него. Фру Хальм извещает Фалька о том, что его присутствие здесь отныне нежелательно. Теперь герой чувствует себя совершенно свободным, компромиссы с «толпой» кончились. Ничто его больше не связывает, он может бороться открыто.

Сванхильд, которая видит, что Фальк уже не такой, каким был, присоединяется к нему, чтобы вместе с ним сражаться против лживых стереотипов, представляющих эту грубую действительность идеалом. Борьба во имя подлинного идеала должна стать их общим делом. Героиня признаёт, что она недооценила Фалька, ибо в нем все же есть сердечность и он вовсе не такой холодный эгоист, каким ей казался ранее.

Второе действие завершается торжественным заявлением Фалька. Вдвоем, заявляет он, мы покажем миру, что любовь вечна, и ей нипочем все склоки и уныние повседневности. Сванхильд принимает его кольцо, их любовь теперь оживает. Героиня чувствует, что наступила пора ее расцвета: «Моя весна пришла!» (1: 658).

Важно отметить, что Фальк решается сделать ставку на продолжительные отношения. Тем самым он отказывается от ограниченной временной перспективы. Напротив, он старается доказать: смотрите, есть нечто, что переживет быстротекущее время, — это наша любовь. Но хотя он и отказывается от временных рамок, проблема времени для него еще не актуальна. Ни Фальк, ни Сванхильд пока не осознали эту проблему. Но именно с ней им обоим придется столкнуться в последнем действии.

Действие третье: поражение любви или ее триумф?

За короткой вступительной сценой, в которой участвуют Фальк и слуга, выносящий его вещи, следует диалог Фалька и Сванхильд. В этом разговоре Фальк выражает повышенную самооценку: вспоминая ветхозаветное повествование об исходе евреев из Египта, он по-новому оценивает себя и собственную жизнь. Цепи рабства порваны, и он, охраняемый Господом, стремится к «земле обетованной», в то время как его недруги и преследователи, враги времени и поборники лжи, осуждены на смерть и будут стерты с лица земли.

Вопрос, который ликующий и самоуверенный Фальк не задает себе, следующий: можно ли в принципе отыскать обетованную землю — то прибежище идеалов, о котором они со Сванхильд мечтают? Найдется ли в современном мире такой уголок, где высокий идеализм и реальность жизни могут быть единым целым? И есть ли такая форма бытия, в которой любовь двух людей неподвластна времени, — или, говоря символическим языком драмы: бывает ли вообще вечная весна?

Идеальная любовь, к которой стремятся герои, возможна лишь в таком мире, где время не играет существенной роли, где человек всегда полон сил и живет полнокровной жизнью. В сердце Сванхильд, или, другими словами, у любви, которой умеет любить эта девушка, бывают только «часы прилива», а «часов отлива» нет вовсе, как она сама выражается (1: 662). И если такой мир на самом деле существует, как два человека смогут его уберечь и защитить, окруженные совершенно чуждой — банальной, самодовольной и враждебной — реальностью? Эта реальность всеми средствами будет мешать созиданию их идеального мира, который безмерно ее страшит. Вот какая проблема затрагивается в третьем действии, и очевидно, что Фальк и Сванхильд поставили перед собой задачу отнюдь не из легких.