Ich hatt' einen Kameraden (У меня был товарищ)

  - Хм... Хороший вопрос... Ой! Сначала я предполагал, что у него нет экипажа. Однако, после того, как русский дернулся, я понял, что его экипаж просто временно потерял сознание. Знаете, я его близко разглядел. На нем было более десятка отметин от попаданий снарядов в лобовую броню. Ни один из наших снарядов его не пробил , но, поверьте... Это очень неприятно, когда по башне стучат и стучат снаряды. Обычно я после боя плохо слышу. Иногда бывает, что на секунду в глазах темнеет. Думаю, их оглушило. А когда мы их дергать начали, они постепенно приходить в себя стали. А потом решили к себе наш панцер перетащить. Знали же, сколько у них сил. Думаю, знают сколько и у нас табунов. Ой. Лошадей. Потому и не стреляли.

  - Так, так, так... - задумчиво постучал карандашом по столу председатель трибунала. - Ковальски! Опишите действия своего отделения.

  Ко столу подошел унтер-офицер. Почесав начавшую пробиваться рыжую щетину, пожал плечами:

  - Заняли позиции согласно намеченному совместно с обергефрайтером Брандтом плану. Русские не появлялись. Когда советский танк начал двигаться, мы открыли по нему огонь. Однако гранаты типа М-24 и М-39 не нанесли никакого ущерба. Одна из гранат прямо на гусенице разорвалась. И ничего. Что мы могли сделать?

  - Почему вы не предприняли попытки разорвать тросы?

  - Как? - изумился Ковальски. - Не, мы в этом не понимаем. Наше дело пехоту противника отсечь. У нас и средств противотанковых никаких нет в отделении. А эти в натяг друг другу шли. Как я тросы сниму? Ножом, что ли их резать?

  Офицеры опять зашептались друг с другом.

  Шептались долго.

  Потом, объявив, что суд удаляется на совещание, отошли в кусты покурить.

  Через вечерние сумерки виднелись красные угольки папирос, слышался тихий хохоток и бульканье фляжек.

  Минут через пять трибунал вернулся на место.

  Оберст Вагнер неторопливо докурил, потушил папиросу о каблук и притоптал в землю:

  - Унтерфельдфебель Брандт!

  - Я... - угрюмо ответил командир экипажа.

  - За бегство с поля боя и оставление вверенного вам оружия, а также за невыполнение приказа в боевой обстановке, вы должны заслуженно быть расстрелянным. Однако, учитывая смягчающие обстоятельства, такие как столкновение с неизвестной техникой противника, вы приговариваетесь к пяти годам заключения с возможностью искупления вины в исправительном батальоне группы армий "Юг". ..

  Из вечерних сумерек послышался приглушенный голос:

  - Ссуки, лучше бы расстреляли...

  Брандт стоял поникший, глядя под ноги.

  - Это кто там такой умный? - рявкнул Вагнер, вглядываясь в дымчатый полумрак. Ответа, естественно, не было. Оберст продолжил:

  - ... в пятьсот шестьдесят первом исправительном батальоне группы армий "Юг" с лишением звания и наград. Приговор обжалованию не подлежит. Заключенный Брандт, вам понятен приговор?

  - Да, - тихо ответил бывший унтерфельдфебель.

  Двое фельджандармов сковали его наручниками и увели. Остальные разошлись по ночлегам. Больше судебные репрессии никого не коснулись.

  Когда экипаж...

  Бывший экипаж...

  Когда экипаж улегся у костра, Макс вздохнул:

  - Хорошо, что не расстреляли.

  В ответ буркнул Мюллер:

  - Дурак ты, Штайнер. Но ничего, это скоро пройдет.

  - Почему?

  - На войне или быстро умнеют, или быстро погибают. Естественный отбор.

  - А как же Брандт?

  - Ты его больше никогда не увидишь. Все. Спать.