Но об этом и губернаторы разные тоже не забывали. Только что назначенный Симбирским губернатором генерал Жиркевич так же бросился строить в губернии железные дороги. Для чего организовал специальную «Симбирскую Губернскую компанию по строительству дорог», хотя причина увлечения Ивана Степановича железнодорожным строительством была и весьма необычна. В губернии почти две трети населения составляли казенные крестьяне, и Николай поставил перед новым губернатором задачу перевести от четверти до половины казенных крестьян в удельные. Разница между этими крестьянами была довольно значительная: казенные официально были как бы свободными, но по сути находились в крепости у государства. А удельные — они тоже как бы свободными были, но в крепости находились уже у царской семьи. Проще говоря, и те, и другие должны были платить оброк, но первые — в казну, а вторые — непосредственно царю. И мужикам вроде перевод в удельные был выгоден: оброк вместо шести с полтиной снижался до пяти рублей в год на ассигнации. Но казенный в случае неурожая казна хоть как-то подкармливала, а удельные оставались голодными. К тому же именно в Симбирской губернии проводился «эксперимент» с заменой подушного оброка на поземельный сбор (то есть налог взымался с размера используемой мужиком земли), но вместо ожидаемого увеличения доходов почти вдвое произошло их резкое сокращение (крестьяне просто отказывались брать больше земли в пользование) — из-за чего, собственно, и произошла смена губернатора.
Иван Степанович, видимо прослышав о результатах моих «экспериментов» в Лепсари, и он подошел ко мне с расспросами. С грамотными расспросами, а получив ответ, что «нужно, прежде чем советы давать, с обстановкой за земле детально ознакомиться», пригласил меня именно это и сделать. Ну а я — чтобы он от меня отвязался — сказал, что готов приехать куда угодно, но исключительно по рельсам… Ну а так как с крестьянскими делами в губернии у него была полная задница, он, видимо, и решил столь незамысловатым образом обеспечить мой приезд. Очень незатейливым: он даже попытался возродить «на базе местных залежей» чугуноплавильный завод в Буинске — но довольно быстро сообразив что в этом успеха он не обрящет, договорился о поставках рельсов из Арзамаса — и о прокладке дороги от Арзамаса до Симбирска силами как раз Симбирской компании. И этими же «силами» начал постройку дороги в сторону Сызрани и Вольска (который, к некоторому моего удивлению, довольно многие называли «прежним именем» Волгск). Договориться о постройке этой дороги с Саратовским губернатором Федором Лукичом Переверзевым ему удалось исключительно просто: Вольские цементные заводы сейчас работали буквально вполсилы, поскольку зимой цемент оттуда вывозить было практически невозможно — а спрос на цемент (главным образом на «императорских» стройках был чрезвычайно велик. А относительно «царских плюшек» и Федор Лукич не забывал…
Ну а с рельсами для всех этих строек стало совсем уже хорошо: по оценкам, в тридцать пятом году страна должна была выплавить уже тридцать-тридцать два миллиона пудов чугуна, из которых двадцать с лишним должны были переплавить в сталь (и в основном именно на рельсы), а это — минимум две с половиной тысячи километров железных дорог. Не особо, конечно, много — но «народный энтузиазм» в деле развития именно черной металлургии был огромен, и я не особо удивился, когда Егор Францевич сказал, что «по плану» в тридцать седьмом производство стали еще вдвое вырастет. Потому что денег в металлургию казна вбухивала немеряно, ведь эта самая казна только от продажи рельсов получала более чем приличные миллионы рублей и твердой валюте.
Но вообще-то я обо всех этих новых стройках узнавал от Александра Христофоровича, с которым теперь встречался чуть ли не по два раза в неделю. Ведь у меня в «школе» две его дочери учились. Мелкие еще, старшей едва пятнадцать исполнилось, то есть старшей из обучавшихся у меня, так как «совсем старшая» в школу идти не пожелала. А осенью и «совсем младшая» внезапно воспылала страстью к науке — и вот об этой десятилетней барышне Александр Христофорович особенно волновался, все же дитя еще, а у меня очень даже взрослые офицеры науки перенимают. Впрочем, о Соне сильно заботилась моя Маша, так что с ней главный железнодорожник страны вообще каждый день общался — но и мне доставалось. Потому что он решил, что в я железных дорогах разбираюсь лучше всех.