Лично мне понравилось то, что парни действительно очень серьезно проанализировали причины поломок и по-настоящему стали их устранять. Не менять поломавшиеся детали, а именно править конструкцию, чтобы подобные поломки в будущем исключить. С тем же коленвалом: ребята не просто горестно покачали головами, а отволокли сломанную железку в столицу, там с помощью специалистов металл даже проанализировали. И пришли к выводу, что использованная сталь «плохо для подобной работы подходит». Я-то и сам понимал, что раз сломалась железка — значит железо для нее некачественное взяли, но парни уже решили, где взять железо подходящее и даже послали гонца нужный материал приобрести. Причем приобрести в расчете на изготовление уже десяти тракторных моторов.
Ну а мне в решении этой проблемы помогло то, что Александр Христофорович построил (в плане проверки качества стали для мостов) испытательный стенд, и когда «трактористы» приволокли двенадцать двухпудовых стальных болванок из Швеции, я на этом стенде проверил и образец из сломавшегося коленвала, и образец привезенной стали. А еще я проверил образец стали, которую в тигле сварил по моей просьбе Петр Григорьевич Соболевский. То есть не сам сварил, ее сварили лаборанты (или инженеры) общей лаборатории Горного корпуса и департамента горных дел (которой он и руководил и которую не так давно сам же и построил). Так вот, «моя» сталь оказалось заметно лучше даже шведской, хотя цена у нее оказалась гораздо более высокой. Потому что в нее входили и хром, и молибден, и никель. Вообще-то там с подобным составом уже с полсотни вариантов стали сварили, варьируя проценты легирующих добавок, и там получилось целых три особенно заслуживающих внимания варианта. Но я просто выбрал тот, который — по словам специалистов — было проще всего делать. Жалко только, что в тигле они могли зараз стали этой сварить только один пуд, впрочем такой болванки на один коленвал все же хватит, а не хватит — так можно две болванки вместо сковать: сейчас это было чуть ли не стандартной технологией. Так что шведскую сталь мои трактористы «временно оставили в МТС» и поехали творить новые моторы (и запчасти для двух старых) на Александровский завод, пообещав к осени уже пять тракторов поставить в гараж.
А я занялся совсем иными делами. И начались эти «иные дела» после того, как я в разговоре с Егором Францевичем при обсуждении вопросов финансирования строительства тех же рудников, дорог и мостов мимоходом сказал, что мена очень удивили размеры «военных займов», которые страна аж за двадцать лет выплатить не смогла — и узнал много нового и интересного.
Вообще-то Егор Францевич оказался очень интересным собеседником — и как «специалист по финансам», и как очень грамотный и много знающий человек. Причем знаниями своими делиться не стесняющийся. Ну, по крайней мере он с видимым удовольствием рассказывал все, о чем я его спрашивал…
Где0то когда-то я читал, что о реальное состоянии дел в отечественной финансовой сфере знали два человека: Канкрин и Николай, причем второй знал об этом «очень приблизительно» — но сейчас я стал думать, что это скорее всего происходило из-за того, что все прочие просто не интересовались этим вопросом. А вот финансовое положение России, оказывается, было более чем грустным, и война двенадцатого года тут была почти ни при чём. И вообще с финансовой точки зрения эта война меня очень удивила.
В целом, как мне рассказал Канкрин, война казне обошлась почти в сто шестьдесят миллионов, точнее, в сто пятьдесят семь (и еще тридцать два миллиона казна задолжала за провиант и прочее материальное снабжение, но этот долг был сугубо внутренним и с ним разобрались вообще за год). Так вот, из этих заметных миллионов девяносто шесть ушло на зарплаты генералам и офицерам, на жратву — порядка двадцати миллионов, на обмундирование — восемь. А на все орудие и боеприпасы — три с половиной миллиона, из которых два с половиной ушло на артиллерию, а на всю пехоту — то есть на ружья, пули и порох — потратили миллион. Ну, еще примерно на полтора миллиона всяких пушек и ружей в армии до войны имелось.
Так вот, вся война велась за счет собственных средств державы, ни копейки денег у иностранцев страна не брала. Но вот когда война закончилась, тут-то всё и началось: в Европе русский рубли стал признаваться вполне себе «конвертируемой валютой» — и первыми эту «валюту» начали тратить стоящие за границей русские офицеры. Ну а что, денег-то им император от души насыпал, их что, солить что ли? И до середины четырнадцатого года эти офицеры попросту пропили (и это не форма речи, а медицинский факт) чуть больше двадцати миллионов рублей серебром. На начало войны внешний госдолг был в районе шестидесяти миллионов, к концу четырнадцатого он уже превысил восемьдесят…