Идальго Иосиф

Иосиф решил пройтись пешком. Сегодня будет очень важное заседание, и ему хотелось еще раз все обдумать. В гетто уже было построено семь-восемь десятков жилых домов, синагога, школа, присутственное собрание, несколько лавок и мастерских. В воздухе стоял запах свежей краски и штукатурки. Это уже был маленький городок, отгороженный от большого и чужого мира каменной стеной.

В Присутственном собрании Иосифа уже ждали. Он быстро, ни на кого не глядя, прошел через набитую людьми приемную и вошел в комнату. За круглым столом, каждый на своем месте, оживленно разговаривая, сидели члены правления общиной: Симон Маккавей – судья и «правая рука» Иосифа; Илиазар бен Шитрит – казначей общины; ребе Авраам Коэн (старый Гершель умер, так и не дождавшись тепла); и братья Исаак и Авигдор Менаши – строители. Отдельно, за маленьким столиком, сидел писарь и посыльный – Перель.

Иосиф небрежно кивнул присутствующим и занял место за столом. Сегодняшнее заседание было внеочередным, и повод был самый серьезный.

Строительство остановилось. Лес, камень, пенька и другие стройматериалы, давно сваленные большими кучами у ворот поселения, были до сих пор не оплачены, хотя давно прошли все мыслимые и немыслимые сроки. Большая часть людей по-прежнему жила в бараках, с завистью глядя на счастливчиков, уже обретших собственное жилье. В поселении уже давно назревал конфликт, масштабы и последствия которого выглядели пугающими и непредсказуемыми.

В самом начале все казалось простым и понятным: было кому и из чего строить; с первыми теплыми днями городок стал расти, как тесто на дрожжах, и, вместе с ним, так же быстро, стали расти долги. Люди не спешили развязывать кошельки, у многих, как оказалось, денег не было вообще. Самым серьезным (хотя что могло быть серьезней) было то, что, несмотря на строгое распоряжение герцога, деньги в казну были внесены чуть больше, чем наполовину. Только благодаря полному хаосу, царившему в финансовых делах герцогства, это давало отсрочку, грозя в любой момент разразиться скандалом.

– Сколько денег удалось собрать за эту неделю? – спросил Иосиф, в упор глядя на бен Шитрита.

Тот, обложенный записями, не глядя в них, произнес:

– Стыдно сказать, – меньше двух с половиной тысяч.

Иосиф, словно ожидая такого ответа, мгновенно взвился. Он стукнул кулаком по столу и закричал: – Тебе стыдно сказать? Тебе должно быть стыдно жить! Почему так мало? Только на погашение просроченных счетов за стройматериалы – Иосиф заглянул в услужливо положенный перед ним писарем лист бумаги – нам нужно двенадцать тысяч. Две-над-цать, а не две! И если ты не умеешь заставить платить людей, будешь платить сам. За все сам будешь платить! – раздельно, по слогам сказал Иосиф.

Бен Шитрит, красный, как переспелый арбуз, набычившись, смотрел в окно.

– Легко говорить. Где я возьму деньги? – Он вопросительно посмотрел на присутствующих, словно ища поддержки. – Люди отказываются покидать бараки. Наших сборщиков вчера побили камнями. У людей нет денег, и они ждут, чтобы им построили жилье в долг; они готовы подписать любые расписки, и их можно понять. Чтобы иметь деньги, их нужно сначала заработать. А где? Где заработать гончару, если у него нет мастерской? Как заработать ювелиру, если люди забыли об украшениях? Немцы не возьмут их на работу – они сами едва сводят концы с концами. Все, что у людей было, – проедено за зиму, – закончил бен Шитрит, с вызовом глядя на Иосифа.

– Это все? – Иосиф окинул взглядом собрание. – Кто еще хочет что-нибудь сказать?

Все понуро молчали, избегая встречаться с Иосифом взглядом. Лишь один писарь, закусив от старания губу, усердно скрипя пером, строчил без остановки.

– Так, понятно, – на всех пятерых уважаемых членов правления нет ни одной, даже никчемной мысли. Хороши помощники! – Иосиф, раскачиваясь на стуле, презрительно и зло смотрел на окружающих. – Хорошо, будет так. – Он обернулся к по-собачьи преданно смотрящему на него писарю, – к субботе собрать не менее десяти тысяч. – Иосиф жестом остановил вскочившего со стула бен Шитрита. – Деньги взять у зажиточных членов общины – строго поименно, даже если они уже сполна расплатились. – Иосиф стал называть по памяти имена людей, и сумму, которую следовало получить с каждого.

– Всем выдать расписки, – каждую подпишу лично. Не захотят отдавать – отобрать силой – посмотрел на нехотя кивнувшего Симона Маккавея. – Это – первое. Второе – заплатить сполна и немедленно строителям, и отказаться впредь от их помощи. У нищих – слуг нет! Будем строить сами. Наши люди вдоволь насмотрелись и кое-чему уже научились. Хватит им отсиживаться в бараках и рвать на себе волосы. Всех, в том числе и женщин, начиная с завтрашнего дня – ежедневно выгонять на строительство – даже тех, чьи дома уже построены.

– А что делать с теми, кто откажется? – спросил Маккавей тоном, говорящим о несогласии с Иосифом.

– А тем, кто не согласен, выдать из казны по двадцать гульденов и в течение суток вышвырнуть из поселения. Пусть ищут дармовую жизнь в другом месте.