Идеаль

– Ну ладно, – сказал наконец, одну руку упер в бок, другую вытянул в красноречивом жесте. – Лютер сказал вам, что капитан – экзистенциалист, человек, который определяет вселенную через тот случайный факт, что он лично в ней существует. Он объяснил вам, что единственные известные капитану законы – это те, которые он сам установил. И вы все, конечно, понимаете, что это затруднение можно разрешить запросто. Соберемся вместе, проголосуем и примем свод законов, а от него потребуем, чтобы он либо признал их, либо убирался. Иными словами, начнем цивилизацию заново. Забавная мысль. – Он улыбнулся, обнажив зубы. Похоже, на самом деле мысль эта его не позабавила. – Очень возможно, что именно так оно все когда-то и началось: группа бедных страдальцев в доисторических джунглях или в долине какой-нибудь, и им до слез осточертело, что кто-то у них все время отнимает добычу, убивает детишек, кто-то заговаривает им зубы, а им рта раскрыть не дают… Ну, да об этом мы уже толковали, дело это понятное. Общественные формации не стоят на месте. Свобода, даруемая законом, – это свобода вчерашняя. Это свобода для немногих, или свобода лошади в шорах, иначе именуемых наглазниками, то есть свобода не смотреть по сторонам. Единственное истинно свободное состояние – это когда в каждое отдельно взятое мгновение можно поступать так, как именно сейчас хочется поступить данному индивиду. Что невозможно. Вот почему вы и я, люди мыслящие, становимся анархистами. Отвергаем законы. Или, вернее, как и все, возводим на них хулу. Вы здесь все более или менее…

Опять пропуск.

…мир совершенно феминизировался, и теперь всякие там революционеры с призывами к убийствам и с самодельными атомными бомбами окружены сочувствием и пониманием. Вообразите весь шар земной, кишащий большегрудыми женщинами-конгрессменами…

– Довольно! – крикнул Сантисилья. Он вскочил и яростно тряс кулаками. – Он сумасшедший. Его показания бесполезны. Он помешался на женщинах.

– Неправда! – заорал на него Питер Вагнер. – Просто я излагаю точку зрения капитана Кулака.

Танцор поскреб в затылке.

– Так ведь надо же выслушать и другую сторону.

– Я говорю, что он ненавидит женщин, – повторил Питер Вагнер. – И у него остается только такой выбор: либо выступить с презрением и гневом против них и против всего, что о них напоминает, либо же смириться с ними и утонуть, как и все мы, в женской мякоти и путанице – уступить этому миру, где «отсутствие убеждений – наименьшее из зол, а наибольшее…».

– А я повторяю, что он помешался на женщинах! – крикнул Сантисилья.

– Это ты помешался! – на высоких нотах ответил ему Питер Вагнер. – Женщины – мои боги, моя неизбывная мука. А ты помешался на теологии!

Танцор подумал немного, отчаянно хмуря брови. И наконец принял решение:

– Садись, ты, гнида.

Питер Вагнер сел.

Показания мистера Нуля были кратки и по существу.

– Все это чистая механика, – сказал он и щелкнул костяшками пальцев – перед публикой он стеснялся. – Капитан родился на свет уродом, из-за этого он попадал в драки, чем больше дрался, тем заметно уродливее становился. Кончилось тем, что он оказался настолько безобразен, что вынужден был жить своим умом. В целом можно с уверенностью утверждать, что все причины и следствия носят физический характер и так называемые моральные причины могут быть в конечном итоге выведены из трепета плакучей ивы над водой или из ласкового прикосновения к чьей-то щечке. Это с наглядностью показывают лабораторные опыты. Можно обучить лесного муравья религиозному чувству, а плодовую мушку – полнейшему подобию нежной привязанности. Я мог бы сослаться в качестве примера на электрических угрей…

– Обойдемся без них, – сказал Танцор. И оттолкнул его прочь. – Вы все психи ненормальные. Гады матерные! – И он вызвал в свидетельницы Джейн.

Замявшись на мгновение, она предложила:

– Послушай, Танцор, почему бы нам прямо не спросить капитана Кулака, признает он себя виновным или нет?

Она сказала это с таким трогательным, таким невинным видом, так широко распахнув кукольные голубые глаза, что Танцор даже растерялся.

– Ну и глупо, – буркнул он в ответ. – Ты, видать, тоже ненормальная. Он же соврет.

– А нам-то что? – возразила она. – В конце концов, судят-то его. Каково бы тебе было, если бы тебя судили и держали бы связанным всю дорогу, не позволили бы рта раскрыть?

– Если он посмеет оскорбить суд… – угрожающе произнес Танцор.

– Да ладно тебе, Танцорчик, – сказала Джейн и положила руку ему на плечо.

Он оглянулся на других. Мексиканцы заулыбались и дружно захлопали. Танцор набрал полную грудь воздуха. Лицо у него перекосилось.

– Пусть кто-нибудь пойдет вытащит кляп у этого сучьего капитана и перетащит сюда его задницу.

По капитанским щекам скатились слезы – быть может, слезы благодарности.