Джинни неохотно подтвердила, сердясь на Льюиса:
– Мы к ней обращаемся, а она не отвечает. Видно, обиделась.
Эстелл выпрямила спину.
– Господи, надо же. – И стала с трудом выбираться из кресла. Льюис, с озабоченным видом, не раздумывая, подошел и стал сбоку и чуть позади, готовый помочь.
– Тебе не подняться по лестнице, – сказал, как отрезал, Джеймс.
– Ну, это мы посмотрим, – с напряжением произнесла Эстелл. – Спасибо, Льюис. – Она ласково, чуть рассеянно ему улыбнулась, уже стоя и разбирая палки. Она была в пальто и шляпке, но, видимо, забыла об этом. – Джинни, будь так добра, подойди ко мне с этой стороны. Вот так, хорошо. Поддерживай меня немного, вот-вот, спасибо. А ты, Льюис, здесь. – И они спохватиться не успели, как уже поднимались бок о бок с Эстелл по ступенькам, а Эстелл Паркс сосредоточенно улыбалась и руководила их действиями, медленно и трудно взбираясь вверх к дверям тети Салли и на ходу, заранее, окликая ее:
– Ау! Ау! Салли!
Достигнув верхнего этажа (ружья и бечевок капкана уже не было, остались только дырки от гвоздей в стене), Эстелл крикнула приветливее прежнего:
– Салли! Ты тут?
Все замерли.
– Салли?
В ответ молчание. Эстелл перед закрытой дверью – крохотная, усохшая, скрюченная старушка в синем пальто и шляпке – оглянулась на Джинни, поджав губы, и вдруг с озорной улыбкой громко сказала:
– Ну, все равно, я здесь побуду, поговорю с ней немного, чтобы ей не так скучно было. Пусть знает, что у нее, бедняжки, есть друзья. – Она снова повернулась к двери. – Можно мне войти, Салли? – Дернула ручку, улыбаясь, будто радуясь, покачала головой и задумалась, наморщив брови. – М-да, – произнесла она, обращаясь к закрытой двери.
Джинни предложила:
– Может быть, пусть Льюис принесет вам стул, Эстелл?
– Отличная мысль. Пожалуйста, Льюис.
Льюис сбежал по лестнице. И через минуту вернулся с одним из кухонных стульев. Усадил Эстелл.
– Знаешь, Салли, – громко сказала Эстелл, – ты меня удивляешь!
Джинни и Льюис затаили дыхание. Эстелл оглянулась, глаза ее улыбались. Кивком отпустила их от себя. Льюис присел над своим ящиком с инструментами, размышляя, уместно ли будет сейчас продолжать работу. Джинни попятилась к лестнице, постояла еще минуту и пошла вниз. Когда она уже открывала дверь на кухню, сверху вдруг послышался тонкий голос тети Салли:
– Это ты, Эстелл? Я, видно, вздремнула.
Джинни покачала головой, драматически возвела глаза к потолку и закрыла за собой дверь на кухню. Ни слова не сказав отцу, она прошла через кухню в гостиную посмотреть, что делает Дикки. Мальчик крепко спал перед камином, а в руках у него и вокруг на полу пестрели пластмассовые кубики – зеленые, желтые, красные.
4
Добрых полчаса Эстелл старалась, как только могла, образумить свою подругу, но безуспешно. Хоть бейся головой об стену. Оба они, и Джеймс и Салли, были упрямыми идеалистами, а спорить с упрямыми идеалистами дело безнадежное – это она усвоила за годы учительства. «М-да», – повторяла она, качая головой и посматривая на Льюиса, который сдирал краску с двери в ванную. Он мрачно кивал головой и продолжал работу. Это он верно придумал, конечно. Просто быть поблизости на случай, если рано или поздно понадобишься.
Она опять сказала, обращаясь к запертой двери:
– Салли, почему бы тебе не выйти и не поужинать по крайней мере? Ты бы тогда, может быть, взглянула на все иначе.
– Тебе хорошо говорить, Эстелл, – ответила старуха из-за двери, – но есть такие вещи, которые невозможно ни простить, ни забыть. Если положение становится просто невыносимым, разве это правильно – покориться и махнуть на все рукой? Слишком часто и слишком давно у нас в стране так поступают.
Эстелл вздохнула.
– Ну Салли, голубушка, при чем тут еще страна?
Голос Салли зазвучал выспренне:
– Не обманывай себя, Эстелл. Страна тут очень даже при чем. У одних есть, у других нету, в этом-то все и дело. Джеймс раньше меня в этом доме живет – вот и весь его сказ, поэтому, когда я сюда переехала, я уже должна была ему беспрекословно подчиняться. Пусть даже это меня и убивает.
– Ну Салли, честное слово!
– И не говори мне: «Салли, честное слово!», Эстелл. Это правда, ты сама знаешь. А если по справедливости, так это вообще должен быть мой дом. Старшая-то я. У нас в стране все достается мужчинам, испокон веку так было. Мы – словно негры. Я этому мальчишке пеленки меняла, таскала его на закорках, учила его шнурки завязывать, за ручку водила в школу, один раз даже спасла от бешеного быка – и вот мне награда! У него есть собственные взгляды, не спорю, он в своем праве их иметь. Но ведь и у меня есть свои взгляды, и нельзя же так разрешать противоречия – гонять старую женщину горящей головней и запирать ее в спальне!
– Да что ты, Салли? Не может быть! – всплеснула руками Эстелл, просто чтобы выразить сочувствие. На самом-то деле обвинение звучало вполне правдоподобно. Она все это представила себе ясно, как на картинке, и не сумела сдержать улыбку.
– Именно, что так, – подтвердила Салли. – И еще хуже того. Угрожал мне ружьем. Он ведь пьет, ты знаешь.