Идеаль

– Салли Эббот, тебе бы быть учительницей, – сказала Эстелл. – Льюис, ты только послушай! Ты не знал, что Салли у нас знаток всех этих дел?

– Тете Салли палец в рот не клади, я всегда говорил, – отозвался Льюис.

– Два фактора, – воинственно повторила в третий раз Салли.

Эстелл вздохнула и покорилась. Поучающий голос за дверью звучал словно бы из разных точек – должно быть, Салли расхаживала по комнате, загнув два пальца в счет двух решающих факторов. Льюис слушал, опустив руку со скребком, весь – внимание.

– Во-первых, как правильно говорит Уолтер Кронкайт, они забывают, какой потрясающей силой обладает «идея свободы». Раз услышав про свободу, люди опять, как в тысяча семьсот семьдесят шестом году, ни на что другое уже не согласны, они пойдут на смерть. Идею свободы не одолеют ни сила, ни богатство – это я сама могу вам подтвердить!

– По-вашему, значит… – вмешался было Льюис.

Но ее уже было не остановить.

– А второе, что упускают из виду плутократы, – это природа армий. Плутократы создают могущественные армии для защиты своих интересов, но армия – их худший враг. Люди в армии обучаются дисциплине, и еще готовности умереть за правое дело. Они там получают кое-какое образование – во всяком случае, получше, чем могли бы рассчитывать у себя в деревне. Это уж точно. Большое скопление молодых людей в одном месте служит естественным… ну, этим… бродильным чаном для идей, таких, как идея свободы или народоправия, и оглянуться не успеешь, а уже, как это было в России, или в Танзании, или в Португалии, – пуф-ф-ф! Революция! – заря реальности и правды! – и все началось с армии. Можете сказать Джеймсу Пейджу и ему подобным, чтобы они об этом немного задумались! – Заскрипела кровать – должно быть, Салли села.

– Тетя Салли, – позвал было Льюис, но тут же передумал и только покачал головой, теребя ус.

Эстелл, вздернув брови, молча смотрела на дверь спальни, лицо ее выражало огорчение, голова тряслась. Интересно, видел ли Горас бедняжку Салли в таком состоянии, думалось ей. Навряд ли. Такие мысли не занимают женщину в счастливые времена. «Надо же», – пробормотала Эстелл себе под нос. В чем бы ни состояла правда касательно Джеймса и Соединенных Штатов или же касательно Салли и революционных армий (и всего прочего), в этом доме правда была та, что Салли необходимо выманить из комнаты, покуда дело не приняло уж совсем скверный оборот. Необходимо восстановить атмосферу мира и сотрудничества, иначе все усилия бесполезны. Вот если бы сейчас здесь была Рут Томас! Рут всегда умела найти к человеку подход. Она читала смешные стишки, рассказывала анекдоты, принося с собой всюду, где ни появлялась, столько тепла и доброжелательства, что поневоле забывались все обиды. Эстелл взглянула на часы. Господи, всего только без четверти восемь! При этом Эстелл вдруг вспомнила, что ее внучатый племянник Теренс все еще сидит на улице в машине.

– Ах ты господи! – вслух произнесла она. – Салли! – обратилась она к подруге. – По-моему, все-таки нехорошо запираться от друзей.

– Знаю, Эстелл, – ответила та. – Но что же мне еще остается? Я иногда думаю, – ее голос зазвучал слегка театрально и еще жалобнее прежнего, будто она декламировала Шекспира или Теннисона, – я иногда думаю, что все мы как бы персонажи в книге. Словно наша жизнь вся заранее расписана от начала до конца, так что, даже если конец и хороший, все равно он для нас оказывается отравлен.

Эстелл вытаращила глаза от изумления.

– Салли Эббот, да что это с тобой? В жизни не слышала я такой глупости! – Она оглянулась на Льюиса. У нее созрело решение. – Льюис, милый, помоги-ка мне спуститься. Мне нужно позвонить по телефону.

Он посмотрел на нее с тревогой, но тут же положил скребок и подошел помочь.

5

Джеймс Пейдж смотрел в окно кухни, весь кипя негодованием.

– Что за черт?

Он скрутил в трубку октябрьский номер «Сатердей ивнинг пост» и держал его в руке, как оружие, очки у него перекосились и сползли на самый кончик носа.

– Гости приехали! – взволнованно крикнул из комнаты Дикки.

Было четверть девятого. Передний двор Пейджа был залит светом, словно пустырь перед площадью большого осеннего базара, и так же забит автомобилями – на взгляд Джеймса, во всяком случае.

– Господи! Ведь надо поставить какао варить, – всполошилась Вирджиния, влетев в кухню с сигаретой в руке. Она успела взбить волосы, подмазать губы и запудрить темные полукруги под глазами. Сделав два шага к полке с кастрюлями, она, однако, спохватилась, сигарета в руке дрогнула. – Нет, лучше побегу их встречу. – На самом деле она подумала про сирень под окнами и решила, что, выйдя навстречу гостям, может быть, сумеет отвлечь их и никто ничего не заметит.

– Хотелось бы мне знать, что тут происходит? – угрюмо спросил у нее отец.

– Папа, ради бога, успокойся. – Она уже распахнула дверь и замахала рукой, приглашая: – Эй! Эй! Сюда! Идите все сюда!

По лестнице спустился Льюис, весь обсыпанный хлопьями старой краски.

– Смотри-ка, к нам, кажется, кто-то приехал, – проговорил он, и вид у него при этом был виноватый.