– Я пригласила Лейна, – объяснила Рут, наклонясь к Эстелл. Потом указала на мексиканца, широким жестом как бы включая его в общий круг: – А это отец… – Она скорчила быструю гримасу. – Надо же, какая глупость! Забыла, как вас зовут! – И бросила на него кокетливый взгляд. Мексиканец с улыбкой попятился.
Лейн Уокер, улыбаясь, подвел мексиканца за локоть поближе к Джеймсу и с поклоном произнес:
– Мистер Пейдж, позвольте представить вам моего давнего друга: отец Рейф Хернандес.
– Отец, стало быть, – нелюбезно буркнул Джеймс, даже не пытаясь скрыть своей нелюбви к иностранцам. Не дождется он, чтобы ему тут руку пожимали. Но мексиканец, к его досаде, и не протянул ему руки.
– Можно просто Рейф, – сказал он маслянистым, негромким, по-кошачьи вкрадчивым голосом. И повел черными узкими глазами в сторону окна, будто примериваясь его украсть. – Ваша ферма так красиво расположена.
– Как это вы углядели в темноте? – отозвался Джеймс.
– Джеймс, – укоризненно произнесла Эстелл.
Джеймс ядовито улыбнулся, довольный, что его нелюбезность кем-то замечена.
– Вы, верно, из этих новомодных патеров, – продолжал он. И провел пальцем слева направо себе по горлу, намекая на отсутствие круглого воротника и в то же время как бы изображая нож у горла.
– Иногда я его ношу, а иногда нет, – ответил неуязвимый патер.
Лейн Уокер сказал:
– Мы с Рейфом вместе принимали участие в марше протеста. – И улыбнулся мексиканцу.
Мексиканец кивнул:
– В Сэлме.
– Это ты, Рут? – опять крикнула сверху Салли Эббот.
Вирджиния уже стояла у плиты и ставила кипятить молоко для какао. А на пороге появился, опираясь на палочку, доктор Фелпс.
– Дома кто-нибудь?
– Входите, входите! – крикнула Рут Томас. – И дверь за собой закройте.
– Добрый вечер, доктор! – Эд Томас величаво взмахнул сигарой. – Это кто там с вами, не Марджи?
Из-за двери робко выглянула внучка доктора, Марджи. У нее были длинные белокурые волосы и робкие, как бы выгоревшие глаза. Лицо доктора Фелпса рдело еще ярче, чем у Эда Томаса, а волосы были белоснежные, мелко курчавые. Когда его внучка очутилась за порогом – она словно плыла в своем длиннополом сером пальто, как щепочка по воде, – доктор Фелпс потянулся назад, чтобы захлопнуть дверь.
– Погодите, не закрывайте! – крикнул мексиканец и захихикал на японский манер.
На пороге, смущенно улыбаясь, стоял внучатый племянник Эстелл, Теренс, совершенно посиневший от холода.
– Теренс! – всполошилась Эстелл. – Господи ты боже мой! Входи, дитя мое, входи скорее! – Она, ужасаясь, объяснила Рут: – Он все это время просидел там. Я про него просто забыла!
– Я слушал концерт по радио, – улыбаясь в пол, сказал Теренс.
– Да, да, верно, – подтвердила Рут Томас, подходя к двери в гостиную. – Бостонский оркестр играл. И кто же выиграл?
Эстелл объяснила преподобному Уокеру:
– Теренс – валторнист. Прекрасный музыкант.
– Валторнист? – весело подхватил доктор Фелпс, откинув назад голову, будто фехтовальщик. – А Марджи у нас флейтистка. Вы, дети, знакомы?
И он и она несмело улыбнулись. Они играли в одном школьном оркестре и в одном духовом квинтете.
– Ты захватила с собой флейту, Марджи? – спросил доктор Фелпс. Он был прирожденный организатор и к тому же страстный меломан.
– Она в машине, – ответила внучка. Шепотом.
– Прекрасно, мы сейчас устроим концерт! Здесь я видел еще Девитта с гитарой. Джеймс, мы сделаем из вашего дома концертный зал! – Доктор, сияя, обернулся к Джеймсу. Но Джеймса не было.
– Джеймс! – позвала Эстелл.
– Ну разве это не безобразие? – весело вознегодовал доктор Фелпс, вздергивая кустистые белые брови и засовывая большие пальцы в жилетные карманы.
– Это вы, доктор Фелпс? – крикнула сверху Салли Эббот.
– Да куда же это он мог подеваться? – недоуменно сказала Рут.
В суматохе никто не слышал, как завелся мотор пикапа, и вдруг все увидели в окно задние огни, стремительно удаляющиеся по дороге.
– Вот аспид! – воскликнула Рут Томас и состроила гримасу.
6
Для Салли Эббот это был мучительный соблазн – на что они и рассчитывали. Вспомнилось сразу столько приятных вечеров. Ей наверху слышны были звуки музыки – Эстелл, как обычно, играла на пианино, Томасы, Эстелл и доктор Фелпс дружно пели хором: «Откуда ты знаешь, спросили ме-ня-а-а!» – божественно пахло горячим какао и коричными тостами, а в кухне разговаривали: преподобный Уокер с кем-то из молодежи и, кажется, хоть она и неуверена, был еще кто-то незнакомый. Обычно она ни за что на свете не пропустила бы такого сборища и теперь почти готова была поверить, что с ее стороны большая глупость оставаться вдали от гостей. Она припала ухом к дверной щели, не зная, как ей поступить, старая ее голова немного тряслась, губы были поджаты, сердце билось неспокойно. Если случится пожар, подумалось ей, они взломают ее дверь, и в каком же тогда виде они ее застанут! На всякий случай лучше все-таки причесаться, надеть тот халат, что понаряднее, и новые шлепанцы.