– Вы опозорили весь Трибунал, Боско, и если придется, я покажу эту запись всей стране, потому что это
Боско ее предложение вовсе не обрадовало. Трибунал для него – что сын родной. Похоже, Эрика Эдельман права: Креван вообразил себя отцом народа. После смерти жены он сорвался, винил всех в своей утрате, заклеймил врача, которая поставила неверный диагноз, упустила рак. Почувствовал вкус личной мести, и тут-то все человеческое в нем затрещало по швам, а изнутри вылезло чудовище.
– Ничего у вас не выйдет. – Креван угрожающе перегнулся к ней через стол. – Трибунал основан моим дедом. Во главе Трибунала всегда стоял один из Креванов.
– Я сумею это сделать – и сделаю. – Санчес тоже поднялась на ноги.
Мы с Рафаэлем переглянулись. Мне этот разговор добра не сулил. Они заключат сделку, а в проигрыше останусь я.
– Самое лучшее и правильное, что мы можем сделать, – сказала она, – это чтобы вы ушли по собственному желанию. С новым правительством начинается новая эпоха, обновленный Трибунал. Уйдете без скандала, никаких вопросов, видеозапись никто не увидит.
– А что будет со мной? – спросила я, прерывая их поединок.
– Я верну тебе свободу, – сказала судья Санчес. – Мистер Ангело прав. Трибунал не должен быть превыше милосердия.
– Отмените мой приговор? – рявкнул Креван.
– Это единственный выход.
– Не единственный! – завопил он во всю глотку.
Кэррик и дед прилипли к стеклянным перегородкам, пытаясь понять, что происходит. Но даже Рафаэль и я не очень-то это понимали, хотя и находились с Креваном в одной камере.
Креван ринулся к двери, попытался открыть.
– Камера заперта, – напомнила я.
– Бога ради, откройте! – заорал он, надрываясь.
– Вас не услышат, – спокойно сказала я. – Камера звуконепроницаема.
Он обернулся к нам, весь красный, лицо дергается, внутри кипит гнев, вот-вот лопнет. Стражница подоспела вовремя – отперла дверь, и Креван вылетел из камеры, словно камень из катапульты, чуть стражницу с ног не сбил.
Санчес выдохнула. Длинный дрожащий звук.
– Значит, вы вернете мне свободу. Я не буду больше считаться Заклейменной.
– Да.
– И дедушку отпустите? – продолжала я.
– Да.
– И мистера Ангело?
– Да.
– Моим родителям пришлось оплатить судебные издержки.
– Мы возместим из средств Трибунала.
– Марлена Понта свидетельствовала на суде о моем характере. Вы призна́ете, что она не солгала Трибуналу. Призна́ете публично.
– Да.
– Клейма, – вступил в разговор Рафаэль. – Трибунал должен оплатить Селестине пластическую операцию.
Санчес подумала и кивнула:
– Да.
– Об отмене приговора будет объявлено публично? – уточнил Рафаэль.
– Будет.
Сердце оглушительно застучало. Все, как я хотела. Мне нужно было, чтобы все узнали, как поступил Креван, потому что это вынудило бы пересмотреть дела и других Заклейменных. Если сам Креван порочен, то и приговоры Трибунала не могут быть безупречны. Пожалуй, постепенно удастся отменить и всю систему. Я поверить не могла – я всего добилась? Почти всего.
Санчес собрала бумаги и, словно читая мои мысли, спросила:
– Это все?
Я оглянулась на Кэррика.
– И еще Кэррик Уэйн. Отмените и его приговор.
Тут она посмотрела мне прямо в глаза, и уголок ее рта дернулся в улыбке.
– Нет, – сказала она.
– Но вы должны освободить и Кэррика тоже! – возмутилась я.
– Кэррик Уэйн не имеет отношения к твоему делу, – сказала Санчес. – Как и к нашему разговору.
– Но его накажут за то, что он помог мне бежать.
– Его накажут за то, что он бежал от своего куратора. За помощь тебе никакого дополнительного наказания не будет, если это тебя беспокоит.
– Но вы должны его освободить! – Голос изменил мне.
– Нет, – твердо повторила она. Обернулась к Рафаэлю: – Мы закончили? Я подготовлю бумаги.
– Мне нужно время, чтобы посоветоваться с адвокатом, – сказала я, застигнув их обоих врасплох. – Мне нужно время подумать.
Рафаэль в ужасе закрыл глаза.
– Сколько времени? – спросила Санчес.
Я посмотрела на часы.
– Не знаю. До завтра.
– Даю тебе время до конца рабочего дня.
– Ты получила все, чего хотела, Селестина! – вмешался Рафаэль. – Свободу, свою жизнь.
– Слушайся своего адвоката, Селестина, – сказала Санчес, забирая со стола последний листок. – Мое предложение действительно до шести часов вечера.
Она подошла к двери, и стражница тут же ей открыла.
– Что ты делаешь? – спросил Рафаэль, как только мы остались одни. – Нужно подписать эту сделку. Ты же этого и хотела. Если твой приговор будет отменен
– И сколько будет длиться этот процесс? Я хочу, чтобы Кэррика освободили прямо сейчас.