– Дедушка, я здесь. Ты меня не сжег. – Понизив голос, чтобы стражи не слышали, я добавила: – Ты меня спас. Не забывай. Если бы не ты, мне бы не удалось бежать.
Он поцеловал меня в макушку, и я почувствовала, как он дрожит.
– Расскажи мне, что происходит, – попросила я, пытаясь вернуть его к реальности. – Почему тебя держат здесь? Они не имеют права просто так держать тебя.
– А! – устало отмахнулся он. – Каждый день у них новое
– Хватит! – прервал нас страж. – Свидание окончено.
Дед повиновался сразу же. Он был здесь уже четвертый день и знал, что сопротивляться бесполезно.
Я все же попыталась спорить:
– Я должна поговорить с дедом! – Но кто меня слушал.
Деда схватили и отвели в другую камеру, рядом с Рафаэлем, от моей – по диагонали. И хотя он, как мне показалось, утратил боевой дух – никогда прежде такого с дедом не было, – выглядел он неплохо. Здоровый, хорошо выбрит. Здесь ведь все налажено. О нем хорошо заботились. Только на волю не выпускали. Он слишком долго оставался наедине со своими мыслями, и дух его был сломлен. Это надрывало мне сердце.
Наконец я заглянула в соседнюю камеру, с внезапным, романтическим и даже идиотским желанием увидеть там любимого человека. Глупо, конечно, желать, чтобы Кэррик оказался рядом со мной – в неволе. Нет, пусть остается там, в реальном мире, на свободе – относительной свободе. Но здесь мы впервые с ним встретились, и, пока я была в этой камере, он был в соседней.
Я заморгала. Глаза конечно же меня обманывают. Показывают вместо реальности мечту. Но нет, видение не исчезло.
Кэррик стоял за стеклянной перегородкой и смотрел на меня.
Под правым глазом синяк. Я замерла, не в силах поверить. Воображение разыгралось или Кэррик действительно здесь?
– Прости, – прочла я движения его губ. Он тоже сдался?
– Твоего парня взяли нынче утром. Все, как встарь, да? – Стражи, смеялись, заперли дверь моей камеры.
Я бросилась к перегородке, распластала по ней ладонь.
Снова там, с чего начинали. Но теперь нам этого мало. Теперь я знаю звук его голоса, помню его прикосновения. В тот раз стеклянная перегородка помогла нам обрести друг друга – теперь она разделяет нас.
Я верила, что он в безопасности. Мой план не сработал.
И что толку лягать ногой стекло и кричать от гнева?
Недолго я оставалась в камере одна. Явились четверо: судья Креван, судья Санчес, судья Джексон и человек в белом мятом костюме из льна с седой козлиной бородкой, здорово обгоревший на солнце. Судьи были в красных плащах, герб Трибунала на груди. «Ревнители идеала» почтили меня своим визитом – в полном составе.
Они шагали ко мне гуськом, маленькая армия, выступившая в поход, у каждого папка под мышкой. Судья Санчес выглядела скверно, в широко распахнутых глазах – тревога.
Похоже, будет весело.
Кэррик, дедушка и Рафаэль тут же поднялись на ноги. Моя защита – пусть они отделены от меня стеклом, но их присутствие придавало мне сил. Страж отпер судьям дверь, они вошли в камеру, страж остался стоять в углу.
– Вы свободны, – сказал Креван стражу. Тот несколько удивился, что его отсылают.
– Сядь, Селестина, – велел Креван. Выглядел он усталым. Старым. Что ж, я рада: мне удалось основательно его потрепать.
– Лучше постою.
– Господи, Селестина! – Он стукнул рукой по столу, и неудачно загоревший тип подпрыгнул от неожиданности.
Я улыбнулась.
– Хоть что-нибудь можешь сделать, как тебе сказано?
– «Упрямство – нежелание принимать перемены», – процитировала я его слова.
Он явно был на гране срыва, и я наслаждалась каждым мгновением. Судья Санчес смотрела на него с тревогой и с такой же тревогой на меня. Донесу я на нее – вот все, что ее интересовало.
– Я знаю, что вы сделали с моей сестрой Джунипер. – Я посмотрела ему прямо в глаза, прекрасно понимая, что он знает: там, на вершине горы, он, конечно, схватил меня, а не ее. – Другим судьям это известно?
Джексону известно: он глядит на Кревана с неудовольствием.
– Да, случилось прискорбное недоразумение – впрочем, как я слышал, вас с сестрой и раньше путали.
– А с кем вы перепутали Колин, Логана, Гэвина и Наташу?
Джексон не сводил глаз с Кревана. Похоже, он был тоже не прочь услышать ответ.
Креван не терял хладнокровия:
– Они, как и стражи, помогали особой команде, занимавшейся твоими поисками, Селестина. Трибунал серьезно относится к нарушителям, уклоняющимся от наказания.
Это спокойный тон напугал меня. Неужели ему все сойдет с рук? Даже после того как мама ворвалась в больницу с полицейским, адвокатом, газетчиком? Даже после того как в тайной больнице обнаружили мою сестру, пропавших подростков, обколотых до ступора стражей, журналистку и моего адвоката – ему снова все сойдет с рук?
– Я бы хотела поговорить с Селестиной наедине. Одну минуту, – заговорила вдруг Санчес.
– Зачем? – спросил Джексон.
– Как женщина с женщиной. Мне кажется, прежние отношения судьи Кревана и Селестины мешают им теперь понять друг друга.