Читаем Идеал воспитания дворянства в Европе, XVII–XIX века полностью

По настоянию двора учебная компонента образовательного идеала пополнилась предметами, необходимыми для поступления на государственную службу. Воспитанникам старших классов преподавались философия, метафизика, история Священной Римской империи, всеобщая история, математика, теоретическая и экспериментальная физика, ботаника и агрикультура, немецкий язык и риторика, изящные искусства, рисунок, гражданская и военная архитектура, нумизматика. Все большее внимание уделялось изучению живых языков, прежде всего французского и итальянского, а также тех, на которых говорили народы монархии, – чешского и венгерского[809]. В ученической речи «О точном использовании латинского и немецкого языка» австриец барон Иоганн Зала укорял соотечественников: «Я не раз, но многократно обращал внимание на господствующее заблуждение многих немцев, которые строго и в точности исполняли все обязанности по отношению к своему Отечеству и все-таки не отдавали должного родному языку». И заключал: «Я полагаю, что изучение латыни – дело величайшей важности, но при условии, что вы всегда направляете свои самые благородные усилия на родную речь»[810]. Немецкий язык уверенно вытеснял латынь, что способствовало интеграции Вены в культурное пространство Германии.

Начиная с 1766 года были дополнительно введены такие предметы, как двойная бухгалтерия, минералогия, основы горного дела, химия и – самое главное – политико-камеральные науки. Этот курс задумывался и в кратчайшие сроки создавался для преподавания во всесословных университетах монархии: сначала в Вене, потом – по мере подготовки достаточного числа профессоров – в университетах отдельных земель и королевств. Данный учебный предмет представлял собой нехитрую компиляцию из работ Иоганна Генриха Готтлиба Юсти (1720–1771)[811], Георга Генриха Цинке (1662–1729)[812], французских физиократов и пр., составленную Йозефом Зонненфельсом (1732–1817), который впоследствии заслужит славу одного из экспонентов австрийского Просвещения[813]. Главным адресатом курса были разночинцы и служилые дворяне, которым предстояло усвоить цели и задачи реформаторской повестки австрийского абсолютизма и подготовиться к служению общему благу.

Пожалуй, именно преподавание естественного права, а с 1766 года – и политико-камеральных наук отражало степень вмешательства двора в учебный процесс и заинтересованности в его конечном результате. В свое время Г. Клингенштайн отмечала, что специфика австрийской реформы образования заключалась в несравнимо более высокой, чем в германских университетах, доле регламентирующего вмешательства государства (которое диктовало учебные планы, вторгалось в организационные вопросы или произвольно перераспределяло финансы)[814]. В полной мере это утверждение справедливо и для привилегированных дворянских школ. Постоянный контроль и ненавязчивое вмешательство самой императрицы позволяли корректировать образовательный идеал иезуитов в нужном двору направлении. Распространение на Терезианум некоторых практик, введенных в реформированных университетах, привлечение к преподаванию светских профессоров, одновременно преподававших на юридическом факультете, говорили о желании создать единую «вертикаль» имперской бюрократии, где подчиненные и их будущие начальники мыслили бы в единой системе координат[815].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги