По настоянию двора учебная компонента образовательного идеала пополнилась предметами, необходимыми для поступления на государственную службу. Воспитанникам старших классов преподавались философия, метафизика, история Священной Римской империи, всеобщая история, математика, теоретическая и экспериментальная физика, ботаника и агрикультура, немецкий язык и риторика, изящные искусства, рисунок, гражданская и военная архитектура, нумизматика. Все большее внимание уделялось изучению живых языков, прежде всего французского и итальянского, а также тех, на которых говорили народы монархии, – чешского и венгерского[809]. В ученической речи «О точном использовании латинского и немецкого языка» австриец барон Иоганн Зала укорял соотечественников: «Я не раз, но многократно обращал внимание на господствующее заблуждение многих немцев, которые строго и в точности исполняли все обязанности по отношению к своему Отечеству и все-таки не отдавали должного родному языку». И заключал: «Я полагаю, что изучение латыни – дело величайшей важности, но при условии, что вы всегда направляете свои самые благородные усилия на родную речь»[810]. Немецкий язык уверенно вытеснял латынь, что способствовало интеграции Вены в культурное пространство Германии.
Начиная с 1766 года были дополнительно введены такие предметы, как двойная бухгалтерия, минералогия, основы горного дела, химия и – самое главное – политико-камеральные науки. Этот курс задумывался и в кратчайшие сроки создавался для преподавания во всесословных университетах монархии: сначала в Вене, потом – по мере подготовки достаточного числа профессоров – в университетах отдельных земель и королевств. Данный учебный предмет представлял собой нехитрую компиляцию из работ Иоганна Генриха Готтлиба Юсти (1720–1771)[811], Георга Генриха Цинке (1662–1729)[812], французских физиократов и пр., составленную Йозефом Зонненфельсом (1732–1817), который впоследствии заслужит славу одного из экспонентов австрийского Просвещения[813]. Главным адресатом курса были разночинцы и служилые дворяне, которым предстояло усвоить цели и задачи реформаторской повестки австрийского абсолютизма и подготовиться к служению общему благу.
Пожалуй, именно преподавание естественного права, а с 1766 года – и политико-камеральных наук отражало степень вмешательства двора в учебный процесс и заинтересованности в его конечном результате. В свое время Г. Клингенштайн отмечала, что специфика австрийской реформы образования заключалась в несравнимо более высокой, чем в германских университетах, доле регламентирующего вмешательства государства (которое диктовало учебные планы, вторгалось в организационные вопросы или произвольно перераспределяло финансы)[814]. В полной мере это утверждение справедливо и для привилегированных дворянских школ. Постоянный контроль и ненавязчивое вмешательство самой императрицы позволяли корректировать образовательный идеал иезуитов в нужном двору направлении. Распространение на Терезианум некоторых практик, введенных в реформированных университетах, привлечение к преподаванию светских профессоров, одновременно преподававших на юридическом факультете, говорили о желании создать единую «вертикаль» имперской бюрократии, где подчиненные и их будущие начальники мыслили бы в единой системе координат[815].