Идеал воспитания дворянства в Европе, XVII–XIX века

Отцы-иезуиты (и впоследствии пиаристы) прививали дворянам уважение к кабинетной науке, книжной учености, искусствам. Не случайно из стен Терезианума вышло много страстных библиофилов и меломанов, коллекционеров и меценатов. Антон Добльхоф (1731–1812) занимал пост президента Академии изящных искусств, граф Иоганн Коронини-Кронберг возглавлял Сельскохозяйственное общество в родной Гориции, Иоганн Лайхардинг (1754–1797) получил кафедру профессора биологии в Инсбруке. Граф Ференц Сечени (1754–1832) прославился как основатель Венгерского национального музея и Венгерской национальной библиотеки. Страсть к собирательству книг разделяли трансильванский епископ граф Игнац Баттяни (1741–1798), венгерский граф Янош Чаки (1741–1810) – владелец поместья с говорящим названием Sans souci[824], австрийский граф Проспер Зинцендорф (1751–1822). Их младший современник князь Миклош Эстерхази (1765–1832) снискал известность как ценитель прекрасного, меценат и покровитель Йозефа Гайдна. Многие пробовали свое перо в изящной словесности – граф Леопольд Клари (1736–1800), граф Каспар Кюнигль (1745–1814), упомянутый выше Йозеф Ретцер, получивший известность как талантливый поэт.

Законченность образовательному идеалу придает его социальная компонента, суть которой была в поощрении лояльности в подданных и прежде всего в элитах монархии. Именно поэтому преимущественным правом при зачислении в коллегиум/академию пользовались дети заслуженных перед династией и двором родителей, сыновья губернаторов провинций, глав центральных и местных ведомств, боевых генералов, но также скромных, своей безупречной работой заслуживших протекцию высокого начальства чиновников среднего звена. Эта практика обеспечивала стабильность, преемственность и предсказуемость процессам формирования и воспроизведения придворного общества, управленческой (в меньшей степени дипломатической или военной) элиты.

Было бы ошибкой идеализировать образовательный стандарт, предлагавшийся в Терезиануме, или оценивать его по меркам современных ему (прежде всего германских протестантских) университетов[825]. Учебный план сознательно не перегружался лишней информацией, но сбалансированно знакомил воспитанников с началами различных наук. Как позднее выскажется российский министр народного просвещения граф Алексей Кириллович Разумовский (1748–1822), талантам надлежит открыть дорогу в университеты, «где науки преподаются во всей обширности»[826]. Терезианум же соединял врожденное благородство с грамотно дозированным ученым превосходством.

1784 год: смена парадигмы

Вступление на престол Иосифа II (1780–1790) в 1780 году означало формальный разрыв со многими практиками предшествующей эпохи. В то же время правы и те, кто указывает на элементы преемственности. Неустанной заботой императрицы была оптимизация затрат на нужды образования. Так, слияние[827] Терезианума с Савойской академией было продиктовано не чем иным, как стремлением путем организационного укрупнения обеспечить бережное расходование имевшихся в наличии средств. Линия на рачительное инвестирование в образование при Иосифе сохранилась, но испытала воздействие неприязненного отношения – самого императора и его ближайшего окружения – к закрытым привилегированным школам. Иосифа тяготили обязательные аудиенции дворянских воспитанников с неизменным целованием руки и выслушиванием заученных речей. С гораздо большим удовольствием он еще в бытность свою эрцгерцогом посещал вместе с отцом физические опыты в музее Терезианума или экзамены по турецкому в Академии восточных языков[828]. Под предлогом траура по императрице Иосиф II в 1781 году поспешил отменить аудиенции для воспитанников венских закрытых школ. На следующий год он повелел юношам в стенах академии носить одежду, купленную родителями, а для появления на публике обзавестись скромным черным сюртуком[829].