Читаем Идеал воспитания дворянства в Европе, XVII–XIX века полностью

Важной чертой воззрений Шишкова, имеющей значение для рассматриваемой здесь проблематики, был взгляд на политику и культуру как на единое целое. Как следствие, актуальные педагогические воззрения, попавшие на русскую почву через немецкую педагогическую мысль конца XVIII – начала XIX века и развивавшиеся через противопоставление французской культуре, составляли существенную часть националистического дискурса. Ключевой фигурой в истории формирования этих взглядов был Иоахим Генрих Кампе, испытывавший почти религиозное благоговение перед Руссо. А. С. Шишков, следуя логике Кампе, также увязывал представление о народе как нравственной личности с единым языком[923]. Изгнание из России всего французского было необходимым условием для подготовки страны к схватке с врагом[924]. Известные высказывания влиятельных деятелей той эпохи – А. С. Шишкова, Н. С. Мордвинова, М. М. Сперанского – о непрофессионализме и дурном влиянии иностранных наставников[925] были следствием их взгляда на образование как поле реализации идеологических доктрин[926]. Тем не менее слово «французский» выступало в их речах, по мнению А. Л. Зорина, как синоним «чужого», а не «дурного»[927].

О том, что образ иностранца в художественной и мемуарной литературе того времени тенденциозен, пишет В. С. Ржеуцкий, связывая это явление с самоутверждением через оппозицию к образу врага, характерным для эпохи развития национального самосознания[928]. Позднее, в 1816 году, А. С. Шишков, проявлявший интерес к классу наставниц, в письме к императрице Марии Федоровне восхвалял ее начинание «приуготовить собственных своих дядек и нянек […] [как] самое нужнейшее и благотворнейшее для России». Так императрица «поправит ошибку» Петра Великого, который «ввел науки и просвещение, но не взял осторожности не допустить войти вместе с ними духу уничижения»[929]. В глазах Шишкова, который, как министр народного просвещения, одобрял лишь «общественное» воспитание»[930], подготовка наставниц для дворянских семей в Воспитательном доме под крылом императрицы-матери была надежным способом уберечь подрастающее поколение элиты от иностранных влияний. Не знавшие ничего, кроме того, что преподавалось в Доме, наставницы не могли нанести никакого вреда умам благородных отпрысков.

<p>Учебная подготовка наставниц</p>Формирование классов наставниц в 1809–1812 годах

Первый опыт подготовки классных дам из числа выпускниц воспитательно-образовательных учреждений был предпринят в стенах институтов, входивших в Воспитательное общество[931]. В 1803 году были открыты классы под названием пепиньер (от фр. pépinière – питомник) в Смольном институте, состоявшие поначалу из 12 девиц в благородном отделении, к которым затем прибавили еще шесть учениц в мещанском. В тот момент императрица руководствовалась, скорее всего, лишь утилитарными соображениями, поскольку в учреждениях ощущалась серьезная нехватка классных дам[932].

29 декабря 1808 года императрица объявила Опекунским советам Москвы и Санкт-Петербурга об учреждении классов наставниц в Воспитательных домах обеих столиц. В повелении, состоявшем из 11 пунктов, императрица прямо указывает цель, с которой эти классы создаются: «[…] Я между прочим обратила внимание свое на недостаток, ощущаемый внутри Государства, особливо родителями посредственного состояния, в хороших наставницах для воспитания девиц». С помощью открываемого класса императрица стремилась «по возможности отвратить сей недостаток, или сделать оный менее чувствительным». Формально императрица объясняет создание классов не стремлением заместить иностранных учителей отечественными, а соображениями практической пользы – устройством «будущаго жребия воспитанниц к изысканию средств», – хотя и связывая «их благосостояние с общею пользою»[933].

Перейти на страницу:

Все книги серии Historia Rossica

Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения
Изобретая Восточную Европу: Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения

В своей книге, ставшей обязательным чтением как для славистов, так и для всех, стремящихся глубже понять «Запад» как культурный феномен, известный американский историк и культуролог Ларри Вульф показывает, что нет ничего «естественного» в привычном нам разделении континента на Западную и Восточную Европу. Вплоть до начала XVIII столетия европейцы подразделяли свой континент на средиземноморский Север и балтийский Юг, и лишь с наступлением века Просвещения под пером философов родилась концепция «Восточной Европы». Широко используя классическую работу Эдварда Саида об Ориентализме, Вульф показывает, как многочисленные путешественники — дипломаты, писатели и искатели приключений — заложили основу того снисходительно-любопытствующего отношения, с которым «цивилизованный» Запад взирал (или взирает до сих пор?) на «отсталую» Восточную Европу.

Ларри Вульф

История / Образование и наука
«Вдовствующее царство»
«Вдовствующее царство»

Что происходит со страной, когда во главе государства оказывается трехлетний ребенок? Таков исходный вопрос, с которого начинается данное исследование. Книга задумана как своего рода эксперимент: изучая перипетии политического кризиса, который пережила Россия в годы малолетства Ивана Грозного, автор стремился понять, как была устроена русская монархия XVI в., какая роль была отведена в ней самому государю, а какая — его советникам: боярам, дворецким, казначеям, дьякам. На переднем плане повествования — вспышки придворной борьбы, столкновения честолюбивых аристократов, дворцовые перевороты, опалы, казни и мятежи; но за этим событийным рядом проступают контуры долговременных структур, вырисовывается архаичная природа российской верховной власти (особенно в сравнении с европейскими королевствами начала Нового времени) и вместе с тем — растущая роль нарождающейся бюрократии в делах повседневного управления.

Михаил Маркович Кром

История
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»
Визуальное народоведение империи, или «Увидеть русского дано не каждому»

В книге анализируются графические образы народов России, их создание и бытование в культуре (гравюры, лубки, карикатуры, роспись на посуде, медали, этнографические портреты, картуши на картах второй половины XVIII – первой трети XIX века). Каждый образ рассматривается как единица единого визуального языка, изобретенного для описания различных человеческих групп, а также как посредник в порождении новых культурных и политических общностей (например, для показа неочевидного «русского народа»). В книге исследуются механизмы перевода в иконографическую форму этнических стереотипов, научных теорий, речевых топосов и фантазий современников. Читатель узнает, как использовались для показа культурно-психологических свойств народа соглашения в области физиогномики, эстетические договоры о прекрасном и безобразном, увидит, как образ рождал групповую мобилизацию в зрителях и как в пространстве визуального вызревало неоднозначное понимание того, что есть «нация». Так в данном исследовании выявляются культурные границы между народами, которые существовали в воображении россиян в «донациональную» эпоху.

Елена Анатольевна Вишленкова , Елена Вишленкова

Культурология / История / Образование и наука

Похожие книги