Идеалист

– Смелый вы человек! – произнёс он, стараясь хотя бы иронией разрушить невозмутимость сидящего за столом должностного лица. – Насколько я понимаю, дальнейший разговор бесполезен?

– Понимаете вы правильно. Все прочие разъяснения, если у вас есть такие возможности, можете получить в известном вам Красном доме.

– Благодарю вас! – Алексей Иванович привычным рывком поднялся, но левая его рука ошиблась в движении, не до конца защёлкнула замок бедренного протеза. Падая, он всей тяжестью тела навалился на край стола. Стол, несмотря на внушительность своих размеров, оказался шатким.

Посыпались на пол карандаши, ручки, фотоальбомы, ножички и пальмочки из чёрного дерева, фигурки собак, птиц из металла и фарфора, бог знает что ещё – подобострастные подарки тех, кто в суетном служении охотничьим страстям старался выговорить себе нечто лучшее, чем имели другие. Упал и стакан недопитого чая, жёлтое пятно растеклось по раскинутым по столу бумагам…

Маленькое лицо властителя кабинета побелело, он гневно вытянулся на стуле, но окрик не сорвался с искажённых его губ. Главохотинспектор был умным человеком, неумные долго не удерживаются в услужении. Ему хватило сообразительности понять, что с человеком случилось несчастье. В неподвижности он ждал, когда Алексей Иванович обретёт нормальное положение и когда Полянин, наконец, поднялся, сказал, назидательно:

– Вам давно следовало бы понять: не в первый раз вас подводит шаткость вашей опоры…

В Красном доме, среди работников Обкома партии были люди, всегда встречавшие писателя Полянина не только с показным уважением. Алексей Иванович узнал, что в область с охотничьим вояжем пожаловал заместитель министра внутренних дел, и с ним вместе некто Геннадий Александрович Авров, лицо стоящее даже выше Министра.

Министр министром, а вот фамилия «Авров» резанула слух, и тотчас отозвался, заныл в сознании отзвук незабытой войны. «Не может быть! – думал Алексей Иванович. – Столько лет прошло! В движении времени в небытие уходили и великие личности, не такие невзрачные людишки. Неужто снова, и в новом качестве, вплывает в мою жизнь тот самый Авров, недобрый мой попутчик по тем горестным годам ?!. Может ли такое быть?..»

А тревожный, на одной ноте, звук всё звенел. И вспоминая того, кто стоял рядом с генералом, в белом армейском полушубке, в форсистой кавалерийской кубанке, с сигаретой, вставленной в длинный мундштук, он по какому-то бытующему и в человеке инстинкту узнавания, всё определённее утверждался в мысли, что охотником на той ночной дороге был именно он – бывший старшина его взвода Авров.

– Не может быть! – повторял про себя Алексей Иванович, не в силах поверить, что бывший его старшина возвысился до участия в великосветской охоте.

В лице Алексея Ивановича видимо отобразилось нечто, что заставило насторожиться расположенного к нему человека, в кабинете которого он был, и который знал всё, и в области и выше.

Добрый человек, понимая и оберегая его, сказал мягким, в то же время и встревоженным голосом:

– Только не советую вам, Алексей Иванович, каким-либо образом ввязываться в рассказанную вами историю. Дело даже не в том, что человек этот в высокой должности. Вам решусь сказать больше: он связан с Самим!..

– С Самым-Самым? – догадливо спросил Алексей Иванович.

Человек глазами показал: с ним.

Алексей Иванович понял: госохотинспектор – лишь самая низшая ступенька. Устремлённая вверх лестница несправедливости была очень и очень высока!..

«ЗВЕРЬ – БОГАТЫРЬ»

1

Начало каждой весны врывалось в жизнь Алексея Ивановича пьянящими заботами – открывался короткий охотничий сезон. Откладывались, казалось бы, неотложные дела, он собирался на весенние разливы стрелять селезней.

Он не сомневался, что Зойка поедет с ним. Ведь в таких поездках по Волге, в лодке, превращающейся в маленький их дом, обрели они близость.

Быть вместе в лодочке среди затопленных половодьем лесных грив, слушать утиное кряканье, шварканье селезней, гогот летящих в притуманенной синеве неба гусиных стай, вместе распалить где-нибудь на островке костерок, сварить охотничий мулян, вскипятить чай и долго, не спеша, пить из кружек, поглядывая на жёлтый, не потухший ещё глазок вечерней зари, - не в этом ли, пусть короткая, но одна из радостей неразделимого их с Зойченькой бытия?!.

Так думал Алексей Иванович. В возбуждающих его сборах он не обратил внимание на то, что Зойка без прежней готовности, как-то неохотно, с каким-то вроде бы даже насилием над собой, согласилась с ним ехать. Сослалась было даже на кашляющего маленького Алёшку. Но Алексей Иванович и тут не вник в непривычную Зойкину отстранённость, уговорил Елену Васильевну пожить пару дней у них, присмотреть за Алёшкой.

Дорога обычно возбуждала Зойку. Она делалась не в меру говорливой, порой даже мешала своей болтовнёй вести машину. Но в это раз будто воды в рот набрала, на подбадривающие слова Алексея Ивановича не отвечала, замкнуто сидела, думала о чём-то своём.