— Да, Леха, только у народа бодрости надолго не хватило, — заметила Даша. — Россия все-таки, тут у нас так все. А начиналось-то! Скоро они и нас полезут отсюда снимать.
— Придумать надо чего-нибудь. Скучно просто так ОМОН ждать.
— Да, просто так стоять тут смысла нет, — произнес Удальцов задумчиво.
— Чердак, блин, открыт! — Лазарь чуть ли не подскочил от неожиданного открытия, — можно в дом попасть.
— Полезли тогда, — я согласился с товарищем. — Мусора внутрь ломятся, значит и мы там сейчас нужней.
— Да, толково, — сказал Удальцов медленно.
— Только за собой надо закрыть дверку-то, а то и ОМОН по ней залезет, — напомнила Даша.
— Ага, закроем.
В положении полуприсяда мы пролезли по пыльному чердаку и приземлились посреди маленькой комнаты, заставленной видавшей виды утварью. Посередине на стульях сидели две женщины, те самые хозяйки дома, у которых я про флаги утром спрашивал.
Удальцов сразу упал на потертый диван, достал из кармана свою черно-белую «нокиа»:
— …Да, вот мы, ребята из АКМ, тут сидим, забаррикадировались, защищаем дом, не пускаем спецназ, — он поднял глаза на нас, потом добавил, — и нацболы тоже.
— И пиздюлей от ОМОНа тоже вместе получим… — вставила Даша свое слово в удальцовский диалог с журналистами.
Участники Авангарда красной молодежи называли своего лидера «Цезарем». Происхождение этого тяжеловесного прозвища успело потом обрхти легендами. Мне даже приходилось где-то читать, что свой псевдоним Удальцов, короткостриженный политик, косивший под рабочего парня, получил за свою роль в протестах зимой и весной 2011–2012 годов. На самом деле прозвище это более древнее, оно появилось за несколько лет до создания его «Левого фронта». И сама история весьма курьезная.
В конце января 2005 года проходил очередной съезд Авангарда красной молодежи. Несколько старых коммунистических бонз выделили средства на это благое дело. Поэтому мероприятие было организовано в музейном комплексе «Горки Ленинские» под Москвой. Молодые коммунисты, среди которых затесался и я, разместились во вполне приличном пансионате.
Съезд длился два дня. Первый прошел вполне благовидно, с докладами об общеполитической ситуации и о ситуации в регионах.
А вечером началась настоящая вакханалия. Преувелечения большого в определении нет, античные мотивы действительно присутствовали. Кульминация съезда наступила, когда подмосковный наркоман Ярик и замечательный товарищ, мой друг, анти-авторитарный длинноволосый марксист Вася закинулись гликодином[21] или еще чем-то в этом роде, отчего окончательно утратили связь с действительностью.
— Смерть гвардейцам кардинала! Ришелье отстой! — безумно кричали молодые коммунисты, которые стали мушкетерами на службе французского короля.
Вася и Ярик врывались в комнаты к регионалам, переворачивали кровати. Искали Ришелье.
Затем настала античность, поздняя Римская республика. Удальцов превратился в Цезаря, а АКМовцы — в его патрициев и легионеров.
— Аве, Цезарь, — бились в исступлении Вася и Ярик.
Два совершенно упоротых товарища отправились воздать хвалу пожизненному диктатору.
Удальцов же на общей кухне культурно пил водку с регионалами поприличнее.
— Ну Вася, еб твою мать, что ж ты так-то, — тяжело вздохнул он при появлении «патрициев».
Иная реакция была невозможна, Вася все-таки тащил в то время на себе всю деятельность АКМ в столице. Но громогласно озвученный во время неформальной части съезда титул «Цезарь» так никуда и не делся.
А теперь с Удальцовым-Цезарем мы сидели в окруженном ОМОНовцами доме в Южном Бутово.
— Ребята, помогите дверь шкафом подпереть, — попросила нас одна из хозяек, та, что помоложе.
— Мы с радостью, — ответил я, — какие вы молодцы тут…
— Спасибо.
— …Нам не часто приходится слышать, чтобы дверь помогли подпереть. Не часто, то есть, люди властям сопротивляются, от ОМОНа отбиваются, — я обернулся к Лазарю. — Антон, хватай с того края.
— Давайте еще тумбочки туда поставим, вот эти две, — предложила Даша, когда шкаф был превращен в баррикаду.
— Да, можно, — согласилась хозяйка.
— Смотрите, если они сейчас эту дверь не выломают, то газ сюда пустят. «Черемуху», — пошутила Даша.
— Ну пустят, так пустят, — дама ответила с придыханием и обреченно как-то.
— Даша, шутки шутками, а ведь могут, — шепнул я нацболке.
— Да хуй с ним, — улыбнулась она в ответ, — на месте тогда разберемся.
— Сдаваться не будем! — отчеканил Лазарь.
Женщина постарше все это время с кем-то говорила по телефону. Суть этих разговоров скоро выяснилась.
— Анатолий Григорьевич приехал! — неожиданно громко и с какой-то искрящейся радостью воскликнула она. — Теперь-то спасены мы!
— Даша, кто такой Анатолий Григорьевич? — спросил я вполголоса.
— Ну, судя по тому, что Абель на собрании говорил, видимо Кучерена.
— Ебать, он-то что тут забыл?
— Вот и я хотела бы узнать. В пиаре ебаном дело, вероятно.
— Блин…
— Смотрите, — Лазарь указал на маленькое окошко, — мусора от дома уебывают.
— В самом деле, что ли?
— И чины какие-то приехали.
— Вот хуйня, ебаная Общественная палата. Пиарщики, блять, — Даша злилась.