Идеальная девушка (СИ)

Оставшийся далеко обычный мир казался сном, из которого временами доносились лишь отголоски эха — какие-то журналисты записали Тахипшибарамон в вундеркинды, Марка выпустили из-под стражи.

Ничего из этого нас с Димой не касалось — только Лэтмесшер-старший отдал распоряжение охранникам стрелять, если Марк посмеет здесь объявиться. Но имперец не рисковал показываться. Геркахаанон считал, что он вовсе улетел с планеты.

Судьбу Энжинамитрин мне выяснить не удалось. Возможно, Марк так и оставил ее в том кишкоподобном доме-лабиринте на Тау Сианерт, но я все равно написала несколько писем ее отцу и брату, не получив, впрочем, ответов ни от одного из них.

Зато неожиданно выяснилось, что Дивлиара пришла в себя. Через общих знакомых Дима узнал, что девушка как-то обмолвилась, будто ей приснился странный сон, где у нее есть другая мать. Третья, если считать родную и Эверлин, так что Дима часто в шутку называл меня Третьей матерью.

Повторить подобное мне так и не удалось — как бы мы оба не хотели, ни одна моя мысль не достигала разума Димы, из чего в итоге мы заключили, что дело в какой-то восприимчивости мозга в состоянии комы.

Встречаться с Дивлиарой я не стала, удовольствовавшись тем, что с ней физически и психически все в порядке. Да и зачем ей нужна пятнадцатилетняя «мать», со штрихкодом рабыни и кучей проблем?

Вместо истории империи теперь я изучала растительный мир и под руководством Сэйи, часто приезжавшей в гости, осваивала кухню. Охота на креветочные пальмы отложилась, скорее всего, теперь никогда и не состоится, но зато возлюбленная Геркахаанона научила меня виртуозно чистить и жарить персиковых каракатиц — излюбленное блюдо Димы, к которому прилагалось два десятка различных соусов. Когда-то персики и каракатицы были чрезвычайно плохо совместимы, но ученые положили этому конец.

Я радовалась каждому новому опыту, будь то информация о древних растениях или сбор бананового гороха в оранжерее — любимого лакомства местных детишек. Почти у каждой семьи здесь имелась оранжерея с этим гибридом. Лэтэтон открывался с совершенно другой стороны, гораздо более притягательной, чем всякие оздоровительные заведения, кишащие, как паразитами, богачами с других планет.

Последствия того, что обо мне, как о телепате, стало известно — Тахипши стремилась сообщить обо мне всем и каждому, в чем преуспела, все никак себя не проявляли, и это создавало ощущение, будто моя жизнь висит на волоске. Отца Димы это настораживало, пугало и лишало покоя, наверное, больше, чем меня саму.

И только Дима верил в лучшее. Верил, что император не прикажет меня убить. Жизнь казалась ему прекрасной. Он много улыбался. Каждый лист, до которого он мог дотронуться, каждый цветок, даже ничем не пахнущий, вызывал у него прилив счастья. По просьбе врачей и Лэтмесшера-старшего, я тщательно следила, чтобы Диму ничего не огорчало. С людьми идеально работал взгляд жительницы Юфофадета — стоило кому-то только замыслить спросить что-то лишнее, как одаренный таким взглядом чувствовал себя неуютно и отказывался от идеи произнести неприятный вопрос вслух.

Я настолько привыкла к улыбке Димы, что сейчас, когда она померкла, это оказалось равносильно тому, чтобы все звезды внезапно погасли.

Мы возвращались с прогулки из дебрей заповедника, каждый витая в тех безмолвных мысленных образах, которые даруют только растения, отрезая нас от суеты и прочей дряни порожденной копошением цивилизации.

— Смотри, кто заявился, — процедил сквозь зубы Дима, остановившись и впившись взглядом в поджидающего нас человека.

Мужчина стоял далеко, но Дима все равно его как-то сразу опознал. Иствен Заррон. Папаша Марка.

К удивлению Димы я выдала тираду из отборных ругательств, каких он никогда в жизни и не слышал. Да, Дима продолжал воспринимать меня как леди, а леди не положено так выражаться, даже если перед ней на дороге возникает человек, которого леди не прочь хорошенько оприходовать дубинкой не жалея сил.

— Интересно, как он просочился через охрану? — Дима сжал кулаки, гадая, выдержит ли его молодое, но нетренированное тело, драку не просто с крепким мужчиной, а с элитным бойцом.

— Напугав их до заикания, разумеется. Расслабься и иди в дом. Он пришел поговорить.

Дима кипел от возмущения но, тем не менее, послушался. Распрямив плечи, я направилась прямиком к человеку, которого много лет ненавидела, впервые глядя на него собственными глазами.

В воспоминаниях Кэпа Иствен был забавным, несколько рассеянным человеком. Прошедшие годы сделали его хмурым, более массивным и широкоплечим, нежели в молодости. Взгляд из мечтательного сделался тяжелым и неприятным, нагоняющим страх на собеседника, но это не могло меня пронять.

Заррон-старший коротко и сухо покончил с положенными при встрече любезностями, перешел к делу:

— Безусловно, вы знаете, о чем пойдет речь.

— Не сомневайтесь.

— Вот-вот начнется то, к чему мой сын стремился в последнее время, — Иствен Заррон все же произносил слова вслух. — Не бросайте его, Слава. Он всего лишь мальчишка, разочаровавшийся однажды в мире.