Идеальная химия

В девять сорок пять я поворачиваюсь к Колину и говорю, хоть игра еще не закончилась, что нам пора собираться домой. Он берет меня за руку. Я думаю, что он закончит разговор с мистером Лундстремом. Но вместо этого Лундстрем подзывает еще и мистера Уоллеса. Время уходит, и я начинаю нервничать. Мне хватает напряжения дома. Я не хочу его увеличивать.

— Колин… — шепчу я, сжимая его руку.

Он обнимает меня в ответ. Во время девятой подачи, когда на часах уже десять, я объявляю:

— Извините, но Колин должен отвезти меня домой.

Мистер Уоллес и мистер Лундстрем пожимают Колину руку, и я тащу его к выходу.

— Брит, ты понимаешь, как трудно получить стажировку в компании «Харрис, Лундстрем и Уоллас»?

— Сейчас мне на это наплевать, Колин, мне нужно быть дома в десять тридцать.

— Ты будешь дома в одиннадцать. Скажешь маме, что мы застряли в пробке.

Колин не знает, какой может быть мама, когда она не в том настроении. К счастью, мне удавалось не приводить Колина домой часто; если он и приходил, то только на несколько минут. Он понятия не имеет, как мама может срываться на меня.

Мы подъезжаем к моей улице не в одиннадцать, а около одиннадцати тридцати. Колин по-прежнему рассуждает о возможной стажировке в «Харрис, Лундстрем и Уоллас» и слушает повтор игры по радио.

— Я должна идти. — Наклоняюсь и быстро целую Колина.

— Останься на несколько минут… — Он отстраняется от моих губ. — Мы не дурачились, как обычно. Мне этого так не хватает.

— Мне тоже. Но уже поздно, — извиняюсь я перед ним. — У нас впереди еще столько ночей вместе.

— Чем раньше они наступят, тем лучше.

Я иду к дому и готовлюсь к скандалу. Естественно, мама стоит в прихожей, скрестив руки на груди.

— Ты опоздала.

— Я знаю. Извини.

— Ты думаешь, у меня свободные правила?

— Нет.

Она вздыхает.

— Мама, мне очень жаль. Мы пошли смотреть игру Cubs вместо кино, и дорога была просто ужасной!

— Игру? На другом конце города? Вас могли ограбить!

— Все в порядке, мама.

— Ты думаешь, что знаешь все, Брит, но это не так. Ты могла уже лежать мертвой где-то на аллее, а я бы думала, что вы с Колином в это время в кино. Проверь свой кошелек — деньги или права не пропали?

Я открываю кошелек и проверяю его содержимое, только чтобы успокоить ее, достаю документы и деньги.

— Все на месте.

— Считай, тебе повезло. На этот раз.

— Я всегда осторожна, когда выхожу в город, мама. Кроме того, Колин был со мной.

— Мне не нужны оправдания, Брит. Ты не могла позвонить и предупредить, что у вас поменялись планы и поэтому приедете поздно?

Чтобы она наорала на меня сначала по телефону, а потом еще раз дома? Нет. Но я не могу ей этого сказать.

— Я не подумала об этом. — Это все, что я могу сказать.

— Ты вообще когда-нибудь думаешь о своей семье? Все вертится не только вокруг тебя, Бриттани.

— Я знаю, мама. Обещаю, в следующий раз я позвоню. А сейчас я устала. Можно я пойду спать?

Она отпускает меня взмахом руки.

В субботу утром я просыпаюсь от маминых криков. Отбросив одеяло, я встаю с кровати и сбегаю по лестнице — посмотреть, из-за чего шум. Шелли сидит в своем инвалидном кресле, пододвинутом прямо к кухонному столу. Вся ее рубашка и брюки заляпаны едой — как будто она маленький ребенок, а не двадцатилетняя девушка.

— Шелли, если еще раз так сделаешь, отправишься в свою комнату!

Мама кричит на мою сестру и ставит на стол тарелку с протертой едой. Шелли скидывает миску на пол. Мама задыхается, прищуривает глаза и смотрит на Шелли.

— Я помогу, — бросаюсь я к сестре.

Мама никогда не била сестру. Но ее напряжение настолько велико, что его можно сравнить с ударом.

— Не сюсюкай с ней, Бриттани, — говорит мама. — Если она не будет есть сама, будем кормить ее через трубку. Ты этого хочешь?

Я ненавижу, когда она так делает. Она сразу говорит о худшем варианте развития событий, но не пытается решить проблему. Я вижу такое же разочарование в глазах моей сестры. Мама указывает пальцем на Шелли, потом на еду на полу.

— Вот почему я не беру тебя в ресторан, — заключает она.

— Мама, перестань, — говорю я. — Не нагнетай обстановку. Она и так уже расстроена. Зачем делать все еще хуже?

— А как же я?

Внутри меня по венам начинает разливаться напряжение, оно наполняет мои руки и ноги. Оно бурлит во мне с такой силой, что я не могу больше сдерживаться.

— При чем здесь ты? Почему ты всегда все сводишь к себе? — выкрикиваю я. — Мама, разве ты не видишь, как ей больно? Почему вместо криков ты не выяснишь, что случилось?

Не думая, я беру салфетку и сажусь на колени рядом с Шелли. Я начинаю оттирать ей штаны.

— Бриттани, не надо! — просит мама.

Я не слушаю ее. Я должна это сделать. Но прежде чем я успеваю закончить, Шелли запускает руки в мои волосы и начинает их тянуть. Больно. Во всей этой суматохе я и забыла про новое развлечение моей сестры.

— Эй! — обращаюсь я к ней. — Шелли, пожалуйста, прекрати!

Я пытаюсь надавить на ее кулаки, как показывал врач, чтобы освободить волосы, но все бесполезно. Я неуклюже сажусь у ног Шелли и скручиваюсь от боли. Мама ругается, вокруг разлетаются остатки ужина, а я почти не чувствую головы.