— Это Алекс научил тебя так разговаривать с матерью — без всякого уважения? Считаешь, теперь ты можешь открывать на меня рот просто потому, что посидела с этим мальчиком?
— Мама…
Я хочу, чтобы папа сейчас оказался здесь и вмешался. Но как только папа пришел домой, он отправился в свой кабинет проверять электронную почту. Я хочу, чтобы он был арбитром, а не сидел на скамейке запасных.
— Если ты начнешь общаться со всякими отбросами, люди будут считать тебя такой же. Мы с отцом не так тебя воспитывали.
О нет! Сейчас начнется лекция. Я бы согласилась съесть живую рыбу, весы, да все, что угодно, только бы не слушать ее. Я понимаю подтекст, стоящий за ее словами: Шелли неидеальна, поэтому я должна стараться за двоих. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь успокоиться.
— Мам, я все понимаю. Мне жаль.
— Я только хочу защитить тебя, — говорит она. — А ты отталкиваешь меня.
— Я знаю, прости. А что доктор сказал про Шелли?
— Он хочет, чтобы мы приходили на осмотр два раза в неделю. Мне нужно, чтобы ты помогла мне за ней ухаживать.
Я не говорю ей, как миссис Смолл относится к пропускам тренировок, чтобы мы обе не расстроились еще больше. К тому же я сама хочу знать, почему Шелли так взбесилась…
К счастью, звонит телефон, и мама идет отвечать. Я бегу в комнату сестры, чтобы мама не успела позвать меня и продолжить обсуждение. Шелли сидит за компьютером в своей комнате и что-то печатает.
— Привет, — здороваюсь я.
Шелли поднимает глаза. Она не улыбается. Она должна понять: я не злюсь и знаю, что она не хотела обидеть меня. Даже сама Шелли не понимает мотивы своих действий.
— Хочешь, поиграем в шашки?
Она качает головой.
— Может, посмотрим телевизор?
Она вновь отказывается.
— Я хочу, чтобы ты знала: я не злюсь на тебя. — Я подхожу поближе, но так, чтобы волосы были вне досягаемости, и глажу ее по спине. — Ты знаешь, что я тебя люблю.
Ни ответа, ни кивка, ни одного слова. Ничего. Я сижу на краешке ее кровати и смотрю, как она играет на компьютере. По ходу игры я делаю замечания, поэтому Шелли знает, что я все еще здесь. Мне жаль, что сейчас я ей не нужна. Потому что придет время, когда я понадоблюсь ей, но меня не окажется рядом. Это пугает меня. Чуть позже я выхожу от сестры и возвращаюсь в свою комнату. В справочнике учеников «Фейерфилда» я ищу телефон Алекса. Я достаю телефон и набираю его номер.
— Алло? — отвечает мне мужской голос.
Я делаю глубокий вдох.
— Привет, — говорю я. — Алекс дома?
— Он вышел.
—
— Кто это? — переспрашивает меня мальчик.
Я осознаю, что отковыриваю лак с ногтей.
— Бриттани Эллис. Я… э-э… друг Алекса из школы.
— Это Бриттани Эллис, друг Алекса из школы, — передает мальчик мои слова.
—
— Ты его новая девушка? — спрашивает мальчик.
Я слышу глухой удар и вопль «Ой!», потом он добавляет:
— Что-нибудь передать ему?
— Скажи, что звонила Бриттани. Мой номер…
18. Алекс
Сейчас я на складе, где каждую ночь проходят собрания «Мексиканской крови». Я только что выкурил вторую или третью сигарету — я уже перестал считать.
— Выпей пива и соберись уже. — Пако бросает мне «Корону»[54].
Я рассказал ему, как Бриттани прокатила меня сегодня утром. В ответ он только покачал головой — мол, я должен был лучше подумать, прежде чем идти на северную сторону. Я ловлю банку одной рукой и кидаю обратно.
— Нет, спасибо.
—
Я бросаю ему вызов, не сказав ни слова.
— Да шучу, братан, — бормочет пьяный Хавьер.
Никто не хочет ругаться со мной. Я проявил себя в тот же год, как вступил в банду «Мексиканская кровь», в стычке с бандой конкурентов. Когда я был ребенком, я думал, что могу спасти мир… или по крайней мере свою семью. «Я никогда не буду в банде, — говорил я себе, когда подошло время вступить в нее. — Я буду защищать мою семью обеими руками». На южной стороне Фейерфилда ты либо в банде, либо против нее. У меня была мечта о будущем, несбывшаяся мечта, что я буду держаться подальше от банды и защищать свою семью. Но она умерла вместе с моим будущим той ночью, когда моего отца расстреляли в двадцати футах от меня. Тогда мне было шесть.